Форум Самарского BDSM клуба Вавилон

globus

Забанен

Зарегистрирован: 20.09.2008

Сообщений: 4,600

Перверзный мазохизм и вопрос количества

автор:

Мишель де М`Юзан

--------------------------------------------------------------------------------

Предисловие: Автор бросает вызов некоторым традиционным взглядам на перверзный мазохизм, описывая пример пациента-мужчины, занимавшегося перверзными практиками большую часть жизни и только по случайности отказавшегося от них. В то время, как некоторые общепринятые концепции говорят об общих элементах перверзного мазохизма — таких, как кастрационная тревога и богатая фантазия, автор полагает (и демонстрирует это), что важнейшей особенностью являетсяограниченная онейрическая активность, отсутствие тревоги и предполагает, что мазохист не только не боится кастрации, но даже желает её. Вопреки Фрейду, для которого мазохизм являлся результатом комбинации Эроса и влечения к смерти, автор вообще не ссылается на последнее, рассуждая скорее в категориях принципа константности и составляющих элементов. Автор доказывает, что перверзный мазохизм может рассматриваться как инструмент (среди прочих), позволяющий обращаться с избытком драйва, недоступным для субъекта при попытках управления обычными способами.

В настоящей статье я буду обсуждать только перверзный мазохизм, различая при этом различные формы мазохизма: например, феминный мазохизм (не мазохизм женщин!) и моральный мазохизм.

Ранее я уже писал о перверзном мазохизме (de M`Usan,1972). И однажды я наткнулся на исключительный случай, сущностные «клинические» аспекты которого я здесь и намерен описать. Этот случай привёл меня к пересмотру вопроса перверзного мазохизма и интерпретации субъекта способом, полностью отличающимся от традиционных взглядов. Эта новая интерпретация привела к важным теретическим выводам, касающимся понимания соотношения между перверзным мазохизмом и психосоматикой. И, наконец, изучение этой формы мазохизма даёт возможность представить себе некий способ унификации различных путей, осваиваемых психическим аппаратом для овладения вселенной собственных влечений. Фрейд и сам полагал, что перверзный мазохизм является базой для двух других типов мазохизма (феминного и морального).

Этот случай имел место несколько десятилетий назад. Ко мне как к врачу обратился мужчина, переживший приступ кровохарканья. И хотя подобных случаев далее не повторялось, всё же требовалась тщательная проверка, поскольку ранее клиент перенёс туберкулёз. Моя коллега провела полную проверку физического состояния пациента. Наверное, она «упала со стула», поскольку то, что она обнаружила, превзошло все ожидания. Она перенаправила его в моё отделение госпиталя, поскольку предположила, что я заинтересуюсь этим случаем. Она также решила, что и самому пациенту будет интересна такая встреча: хотя его перверзные практики к тому времени остались в прошлом, своим поведением пациент представлял из себя загадку. Этот пациент, очень интеллигентный мужчина, был высококвалифицированным рабочим, специализировавшимся в области электроники. К тому времени, когда он согласился встретиться со мной, он уже вышел на пенсию, но надеялся, что эта встреча позволит ему лучше понять свой перверзный мазохизм, доминировавший в его жизни столь долгое время. И хотя он читал много литературы по этой теме, но не смог найти ничего, что бы убедило его.

Субъект, которого мы назовём М. (от Maso), как он сам себя представил, легко шёл на контакт, поскольку сохранял активность и исключительную работоспособность — как результат его высокой квалификации, что подтверждало предположение о том, что в обычной жизни (вне сферы перверзии) он не проявлял никакого морального мазохизма. Но тело его говорило об обратном. Его можно было читать как текст, написанный столь красноречиво, что доктор, направивший его ко мне, смог упомянуть все традиционные концепции эротогенного мазохизма.

Начать следует с татуировок, покрывавших практически всё его тело за исключением лица. На спине можно было прочитать «В ожидании петушков», а ниже — буквальная надпись, сопровождаемая стрелкой «Вход для клёвых штучек». На фронтальной стороне тела, в добавление к пенису, покрытому татуировками со всех сторон, был размещён целый список: «Я — сука»; «Я — дырка в заднице»; «Да здравствует мазохизм!»; «Я — ни мужчина и ни женщина, а сука, шлюха, кусок мяса для удовольствия»; «Я — живой кусок дерьма»; «Ссы и сри в мой рот, я всё это проглочу с удовольствием»; «Мне нравится, когда меня всего бьют, избей меня посильнее»; «Я — сука, трахни меня в задницу»; «Я — шлюха, изнасилуй меня как бабу»; «Я — король дырок от задницы, мой рот и моя жопа открыты для крутых членов».

Шрамы и следы побоев были не менее впечатляющи. Правая половина груди буквально исчезла: она была сожжена калёным железом, проколота иглами и покрыта разрезами. Пуп был превращён в подобие воронки, куда залили расплавленный свинец, капли которого оставили после себя жуткие следы ошпаренной кожи тёмно-красного цвета. Спина была исполосована следами от крюков, на которых мистер М. был подвешен в то время, как другой человек мучил его. Маленький палец правой ступни отсутствовал: он был ампутирован самим пациентом при помощи железной пилы по приказу партнёра. Поверхность костей была неровной и местами напоминала тёрку. Всё, что было можно, было проткнуто иглами, даже грудная клетка. Ректальная область была увеличена — «чтобы напоминать вагину». Во время этой операции велась фотосъёмка. После этих издевательств не происходило никакого нагноения — даже когда в тело вживлялись чужеродные объекты: иглы, шурупы, куски стекла и т.п. Более того, годы систематического почти ежедневного поглощения мочи и экскрементов не возымели никакого болезнетворного эффекта. При опросе М. врачом клиники пациент показал ей различные инструменты, применявшиеся для пыток: планка, утыканная сотнями гвоздей; небольшое колесо с иголками, закреплённое на рукоятке — для того, чтобы проводить иглами по телу. Но более всего пострадали гениталии.

Несколько тонких иголок были, как показало рентгеновское исследование, загнаны в тестикулы. Пенис был весь синий — вероятно, вследствие заталкивания его во флакон с чернилами Индиго. Головка пениса была располосована бритвенным лезвием (вероятно, для того, чтобы сделать отверстие больше). На конце пениса постоянно носилось стальное кольцо диаметром в несколько сантиметров, для чего в крайней плоти был устроен специальный подсумок из впрыснутого под кожу парафина и воска. В саму головку пениса были вставлены магнитные стрелки. Это было, насколько я понял, некоей формой чёрного юмора, поскольку пенис, возбудившись, был способен изменить направление стрелок. Второе, съёмное кольцо было закреплено вокруг мошонки и в основании пениса.

Всё, что я здесь столь детально описал, было документально зафиксировано. Знаки издевательств недвусмысленно подтверждали истинность того, что человек заявлял о себе сам. Всё это привело к тому, что я (вероятно, в качестве некоторых защитных приёмов -со своей стороны) не мог избежать сомнений в истинности определённых выводов, касающихся агрессии и того, что он сообщал о своей жене, которая являлась его двоюродной сестрой и которая, как он позже выяснил, также была мазохисткой. И хотя она в сравнительно молодом возрасте умерла от туберкулёза лёгких, она также похожим образом питала слабость к самым непредставимым мазохистическим практикам и принимала участие в самых разных экспериментах, включая участие третьего человека, исполнявшего роль садиста.

Таким образом я познакомился с этим дружелюбным, очень интеллигентным человеком, общавшимся со мной без настороженности и провокаций, хотя и с оттенком превосходства, позволившим предположить, что он испытывает ко мне некоторое пренебрежение. Невозможно было не вовлечься в столь «материальные» отношения, даже если знать, что твой собеседник — натура настолько экстраординарная, что такая нердинарность может привести к нежеланию вообще иметь с ним дело. У нас было две длинные встречи: он не считал необходимым их продолжать и я был согласен. Он не требовал терапии, особенно потому, что его перверзные практики к тому времени практически прекратились: ему исполнилось уже 65 лет и пресс потребностей либидо стало выдерживать легче, а требования «количества» стали менее властными.

Предварительная ремарка: конвенциональное мнение о необходимости сохранения генитальных органов оказывается, как было только что показано, совершенно несостоятельным.

Таким образом мы прошли долгий путь от того, что когда-то впервые было обозначено как перверзный мазохизм. Стоит припомнить статью Фрейда «Экономические проблемы мазохизма» (Freud 1924), написанную через несколько месяцев после опубликования «По ту сторону принципа удовольствия», то есть после того, как было обозначено и рассмотрено влечение к смерти. Я бы хотел уделить некоторое внимание разнице между перверзным мазохизмом, феминным мазохизмом и моральным мазохизмом. Фрейд, полагая перверзный мазохизм основой двух последующих, имплицитно опирается на роль биологических факторов. Пытки, то есть физическое страдание — это средство, способ достижения jouissance — или, если точнее, оргазмического взрыва, который становится сильнее, когда пытки достигают своего апогея. Отличительным качеством изложенного случая является способность субъекта наслаждаться моментом, так сказать, «нормальной» сексуальности — особенно в начале его брака.

Второй тип мазохизма, так называемый феминный мазохизм (не имеющий, кстати сказать, ничего общего с мазохизмом женщин, поскольку присущ также в равной степени и мужчинам) определяется как потребность представить себе в фантазиях некие практики, схожие с теми, что выполнял М. (Maso) для того, чтобы достичь jouissance. Например, фантазии об изнасиловании, вызываемые в представлении субъекта — мужчины или женщины — который никогда не позволит себе подобных практик в реальной жизни.

Что касается морального мазохизма, то он наглядно выражается в том, как человек строит собственную жизнь. Это и постоянные поиски неудач, и моральное страдание, и болезненные отношения с суровым суперэго, и экстенсивное развитие парализующего чувства вины и так далее. Моральный мазохизм приводит к концу эволюции. К частичному или полному завершению мазохистической траектории. Моральный мазохизм являет собой финал этой траектории, когда ментальная работа наиболее полна и насыщенна.

Фрейд со всей тщательностью занимался тем, что он назвал «феноменом либидинального совозбуждения», в соответствии с которым всё, что происходит с телом — например, переживания боли — вносит дополнительный элемент в либидинальное возбуждение.

Иное место у Фрейда занимает в мазохизме влечение к смерти. Если вернуться к теме либидинального совозбуждения, то можно обнаружить, что Фрейд не считал его полностью проясняющим «чудо» перверзного мазохизма. Это можно объяснить, полагал Фрейд, потребностью в возрастании роли влечения к смерти, называемом иногда «деструктивным драйвом»: влечением, которое остаётся «инкапсулированным», запертым в теле. Это влечение полагалось используемым сексуальной функцией при формировании эротогенного первичного мазохизма. В случае перверзии мазохизм может быть объяснён как комбинация Эроса и влечения к смерти. С другой стороны, вторичный мазохизм может являться следствием интроекции садизма.

Хотя я согласен с этими тезисами Фрейда, я бы не стал в данном случае ссылаться на влечение к смерти. Вместо этого я бы предпочёл обратиться к принципам функционирования: принцип инертности и принцип константности. Принцип инерции вступает в действие при тотальной разрядке возбуждения, в то время, как принцип константности поддерживает возбуждение на его нижнем, почти постоянном уровне. Тем не менее, я согласен с Фрейдом в его оценке роли «конституциональности». Как аналитики, мы вряд ли согласимся работать с материалом, относящимся скорее к области предположений, чем смыслов. Это нечто такое, что должно быть преодолено, поскольку во всех своих работах Фрейд ссылался на роль «конституционального». Этот же аргумент и относится в значительной степени к случаю М. (Maso): его жена была его кузиной, с которой он познакомился довольно поздно и которая, со своей стороны, занималась мазохистическими практиками с самого детства, когда загоняла булавки под ногти своих пальцев. Более того, однажды М. случайно обнаружил, разбирая письма отца после его смерти, что отец также принимал участие в перверзных практиках. М. (Maso) сам сделал вывод о том, что конституциональные элементы сыграли в данном случае решающую роль.

Я бы хотел в этом месте дать некоторые комментарии относительно количественного фактора, который, так сказать, является движущей силой, наполнением влечения. Когда количество (избыток влечения) превосходит определённый уровень, им становится невозможно управлять при помощи ментализации (в том числе невротической) и субъект в соответствии с принципом инертности, пытается разрядить его самыми разными способами, в частности — и перверзными — или же при помощи соматической симптоматики. Фактически, мы при этом наблюдаем взаимосвязь между мазохистической перверзией и серьёзными соматическими патологиями. Всё это выводит на первый план экономическую точку зрения Фрейдовской метапсихологии — позицию, которой частенько пренебрегали.

Потребность в неограниченном jouissance, с которой столкнулся М., должна быть понята как выражение определённой неизбежности. Это охватывающее субъекта тотальное требование разрядки. Я не стал бы оспаривать тезисов Теодора Райка о том, что в подобных случаях суперэго как бы вводится в заблуждение, но ввёл бы некоторую поправку: в таком контексте суперэго буквально «уходит в сторону».

Четвёртый пункт мох тезисов касается кастрации. Ссылка на кастрацию давно уже стала общим местом. Фактически, в случае перверзного мазохизма упоминание о кастрации уже не требуется — или же о ней надо судить независимо от тревоги. Это заставило меня предположить следующее: Мазохист не боится ничего, даже кастрации — он жаждет всего, даже кастрации. Это относится к тем целям желания, которые требуют многообразия реальности любой ценой — например, ампутации пениса. Идеи М. включали в себя как медицински оправданный риск, так и возможность геморроидального осложнения с весьма неприятными последствиями.

Первичный эротогенный мазохизм, кроме того, что он является архаичным незрелым физиологическим механизмом, имеет также собственную функцию. Поскольку он появляется в тот момент, когда боль прямо увязывается с возникновением идентичности, первичный мазохизм таким образом может таким образом быть интегрирован в рамки курса развития, который начинался как нормальный, но позднее утратил свою цель.

В своей известной книге по мазохизму Теодор Райк (1953), полагает фантазии субъекта неким вопросом, сформулированным в виде сценария с обильным содержанием. На самом деле эти фантазии характеризуются чрезвычайной нехваткой воображения, стереотипами, которые мой пациент постоянно стремился как-то дополнить и разнообразить — и что давалось ему нелегко. Ему было трудно изобретать новые пытки и приходилось обращаться к идеям других людей, поскольку не получалось придумать что-либо самому. Ситуация сходна с тем, что приходится наблюдать у пациентов, страдающих серьёзными психосоматическими расстройствами и кто испытывает недостаток онейрической активности. При этом происходит ограничение пространства, используемого в онейрической деятельности и фантазировании в соответствии с влечением — или, лучше сказать, разрядкой влечения.

Другая особенность уже рассматривалась различными авторами: высокомерие, сочетающееся с пренебрежением к другим. То, что остаётся от репрезентационной активности, может искать выражения именно здесь. Касаясь пренебрежения, М. выделял частичные цели садистического партнёра, говоря: «Садист, в конце концов, всегда тратит свои нервы». В то же самое время, тревога, остающаяся подлинным двигателем перверзии, из-за важности ожидания практически пропадает.

При выделении роли конституциональности, важности «количественного» подхода, то есть движущей силы, энергии влечения, приходится освещать роль судьбы. Фрейд полагал, что судьба, управляемая «экономикой», определённым образом властвует над художниками, которых он считал ведомыми ненормально сильными драйвами. Начиная с того же внутреннего состояния — мощной потребности, основанной на влечении — некоторые субъекты оказываются способны справляться с превышением ментального уровня посредством сублимации. Эти меры, которых никогда не бывает достаточно, могут и должны применяться к перверзионной — например, мазохистической деятельности. Более того, овладение методом сублимации может высвободить дорогу агрессивным тенденциям, способным развернуть перверзию.

Каждый из нас, пытаясь справиться с напряжением — следствием наших отношений как с внешним миром, так и с внутренним миром влечений — имеет в своём распоряжении набор «инструментов», из которого и выбираем требуемый в соответствии с обстоятельствами и интенсивностью сил, участвующих в работе (опять вопрос количества!). Идеальной была бы возможность выбора, которая по частоте соответствовала бы ментальному курсу, включая его невротические формы. Может случиться, что такой курс окажется недостаточен и вследствие этого, оставаясь в рамках своего ментального пространства, человек «оптимизирует» состояние. выбирая психотический маршрут. Это происходит не в силу психотической организации, но для некоторого ограниченного доступа к галлюцинаторным моментам. Это может обернуться лучшим решением, чем соматическое отреагирование. Соматическая реакция, которая в иных обстоятельствах по некоторым причинам была бы «принята», в данной ситуации переживалась субъектом как страх. Похожий случай имел место в Англии — так называемая блитц-язва, желудочное заболевание, формировавшееся и проявлявшееся почти немедленно вслед за периодами бомбардировок. Ко всеобщему достоинству, в данном случае не приходится говорить о «выборе», поскольку субъекту возможность такого выбора неизвестна.

На основании вышесказанного я представляю перверзный мазохизм как некие рамки использование тех инструментов, которые я здесь обсудил. Я отдаю себе отчёт в том, что из-за сделанных мною по поводу именно таким образом понимаемого перверзного мазохизма идеологических импликаций никто не будет брошен в ад. Судьба М. (Maso) была совершенно отлична от того, что представлялось ему в его воображении. Как я и говорил, М. не остался мазохистом пожизненно. После смерти его жены, будучи ещё сравнительно молодым, он попытался — с другой партнёршей — продолжить свои мазохистические практики, но, мало-помалу, они утратили для него смысл. Становясь старше, он всё менее ощущал это требование недопускаемой разрядки и постепенно пришёл к выводу о возможности «нормальных» сексуальных отношений, какие и были у него с женой в самом начале их семейной жизни. Более того, его мечты, которые во время его «активного мазохизма» имели явно выраженную перверзную природу, стали такими, что сам он характеризовал их как нормальные. В них он воображал себя окружённым «прекрасными сладострастными женщинами». Однажды он, вспоминая о своей депрессии после смерти жены, подумал о том, что мог бы установить постоянные отношения с проституткой, вообразив при этом, что смог бы продолжить с ней свои перверзные практики. Это оказалось невозможным: она казалась ему совершенно аморальной — настолько, что он не смог этого вынести.

Ему пришлось завести себе молодую домработницу — отношения с собственной дочерью прекратились много лет назад. По отношению к ней (домработнице) и её будущему мужу он выбрал позицию «старенького папаши». Он особенно заботился о том, чтобы его новая семья не узнала бы ничего о его предыдущей перверзной сексуальности. Таким образом он воздвиг непреодолимый барьер, полностью разделивший область перверзии и то, что осталось ему как нормальное и упорядоченное существование, отличающееся бескомпромиссной этикой — хотя и свободной от морального мазохизма, но при всём при том весьма жёсткой.

Оглядываясь на тот прогресс, что пришлось ему проделать, мы различаем этапы этого пути. Более я не получал от него никаких известий.