Эротическая проза: с достоинством - о пикантном

Незванова · 19.10.2014 22:05:50

"Рассыпанным драже..."

...Жемчужные бусины брызнули на пол,словно переспелые горошины из стручка. И с пластмассовым стуком раскатились по всей комнате. Оборванная леска прочертила на его загорелой шее некрасивую полосу, наливающуюся алым цветом. Но он не видел этого, и даже не чувствовал боли. Ему было безумно жаль. Жаль себя, распростертого ниц перед ее Властью и красотой. Жаль бусин, совсем недавно касающихся своей прохладной изысканностью его груди. Жаль того, что он не смог, не сумел отдать ей себя так, как она того хотела бы. Он бы еще сожалел и сожалел, загипнотизированный стучанием жемчуга по ламинату, но его спину обожгло болью.
- Ты ничтожество, ты самая ничтожная из шлюх, детка!- сказала Она, разглядывая след на теле парня, оставленный кнутом. Парень еще сильнее склонился к ее ногам, пытаясь губами коснуться края яркой остроносой туфли.
Зрелище ее и забавляло, и раздражало одновременно. Вид мускулистого парня, изощренно стилизованного в своем наряде под недешевую шлюху возбуждал. Эклектика кадыка и глянцево-красной помады, шелковистого рыжего меха и шифона вокруг узких бедер, вызывала эстетическое удовольствие. Но его раболепие, его затравленный преданный взгляд, его покорность и щенячье поскуливание от ее жестоких ласк - вызывали знакомое ощущение гнева, сладкого и желанного в своей вседозволенности.
Она наступила носком туфли на его пальцы, не позволяя касаться своих ног. Слегка увеличила нажим и снова взмахнула кнутом. Умело щелкнув им воздухе, она не позволила плетеной коже девайса попасть на тело нижнего. Однако тот вздрогнул, словно всем телом принял несостоявшийся удар. Она засмеялась и ударила, теперь уже желая причинить боль. Он вздрагивал, молча ее принимая. Мощная волна энергии от осознания своего унижения поднималась от его зажатой между каблуком и подошвой руки к вискам, оставляя на своем пути бисеринки пота. Потом горячей волной омывала его позвоночник и стекала жесточайшим вожделением в пах, заставляя наливаться эрекцией пенис. Она это заметила. отпустила его занемевшую руку, но тут же придумала новую боль, всей остротой идеальных ногтей впившись в его шевелюру. Если бы это были его настоящие кудри, то он бы их лишился наверняка. Парик остался у нее в руках. Она с остервенением отбросила его в сторону, и на алеющее стыдом, ярко накрашенное личико посыпался град жестоких пощечин. Который внезапно перешел в густо-рубиновый, бесконечно жадный поцелуй. Восторг, смешанный с болью, перелился через край, он протянул руки к обожаемой плоти, но был отброшен носком туфли резко и больно. Острый край распорол припухлость губы и несколько капель крови капнули на белый пол,образовав кляксу в виде сердечка. Это сердечко вызвало в нем новый прилив обожания. Он не смел поднять глаз, но всем своим рабским существом понимал, что эта досадная оплошность Госпожи может подарить ему несколько сладких минут от ее щедрот. Он не ошибся.
Она хотела заставить его слизать эту лужицу, потому что не выносила вида крови. Но жалость уже взяла верх в ее сознании над чувством своего господства, и она раздумывала как, не теряя своего статуса, наградить послушного раба за столь прилежное служение и терпеливость.
- Ты испортила дорогую вещь, эти бусы стоят целое состояние. Поэтому ты должны собрать их всех до единой, слышишь?! Если тебе это удастся сделать за 5 минут, то я разрешу тебе целовать мои ножки, а может быть - и не только их...Слышишь, ты, сучка?!- медленно выговаривала она, вкладывая в свои слова свое нарастающее желание. Он услышал этот призыв плоти, и восторженно закивал головой, облизывая свою разбитую губу в предвосхищении сладкого десерта. Она ударила его хлыстом, но слегка, возвращая в реальность из его "хотелок":
- Ты что, забыла, как ко мне надо обращаться?! А, дрянь?
Он судорожно сглотнул, поняв, что только-что едва не лишился своей награды, и еле дыша произнес:
- Нет, моя Госпожа. Я не забыла. Простите меня и разрешите мне доставить вам радость: я соберу все до одной жемчужины и оближу каждый пальчик на ваших прекрасных ногах. Позвольте мне начать?
Она засмеялась, и в ее смехе уже было так мало Господства, и так много - женского желания. Женщина прилегла на край кровати, сложив одну ногу на другую. Краем шпильки несильно толкнула его в пах, нарочито задевая пенис, и сказала:
- Приступай. Хм...А куда же ты будешь складывать жемчуг? Пожалуй, складывай его в мою туфельку. Только собирай их без рук, поняла, сучка?!
Он благодарно припал поцелуем к туфле, осторожно снял ее с затянутой в сетку чулка ножки. Поставил ее рядом с кроватью и кинулся ничком на пол, путаясь в шифоне длинной юбки.
Собирать жемчужины ртом, держа руки за спиной, было ужасно неудобно. Но он лелеял в воображении сладкую ласку ее рук, и это помогало ему на расплакаться от бессилия, если очередной серебристый овал выпадал из его губ и снова катился от него прочь. Его вид веселил ее, будоражил и возбуждал. Иногда, если гладкая бусина падала из его губ, и катилась мимо нее, она подбирала ее сама и складывала в свою туфлю. И даже не смотрела на часы. Хотя отпущенные пять минут уже давно кончились. Но ее терпение подходило к концу. А он все собирал и собирал эти чертовы жемчужины.
Она толкнула почти до краев наполненную жемчугом туфлю и тот снова рассыпался по полу, приводя в отчаяние нижнего. Слезы выступили у него на глазах, и он искренне разрыдался, в исступлении целуя ее руки, и прося о пощаде. Она стала бить его по щекам, причиняя не боль, но сладкое унижение. Ей хотелось целовать эти губы с размазанной помадой. Борясь с этим желанием, она откинулась на спину, утонув в горе подушек. А он припал с жадностью голодающего к нейлону чулок, наслаждаясь теплом ее тела. Миллиметр за миллиметром он поднимался все выше и выше, приближаясь к вожделенному средоточию неги. Она не отталкивала и это было высшее благо!
Ее доступность ударила в голову хмельным зельем. Выбранная роль стала мала, и он отбросил ее вместе с надоевшей меховой горжеткой. Потом впился поцелуем в капризный изгиб женских губ, прижимая ее запястья всей своей настоящей силой. Овладеть этим телом, еще мгновение назад властным и гордым, а сейчас - распростертым и открытым его силе, было сладко и горячо. Еще слаще было целовать, сквозь вмешавшийся в любовную борьбу шифон, остроту ее сосков, причиняя боль и ласку одновременно. И еще горячее было ворваться в ее лоно, заставляя бившую ключом силу жизни взрывать ее тело оргазмом, и плыть вместе с ней, плыть, плыть, фрикция за фрикцией приближая свое пике.

- Собирай быстрее,чего копаешься-то? - спросил он, наблюдая как она ползает по полу, пытаясь достать из под кровати пару оставшихся на полу жемчужин. Она посмотрела на него снизу вверх и холодно сказала:
- Типа теперь ты - сверху, что ли?!Вот не угадал! - и влепила ему по голой заднице увесистую плюху. Он засмеялся,опустился на колени рядом с ней, качнул бедром, и манерно отодвинув мизинчик полез под кровать за последней бусиной.

А. Незванова.

Вложения:

best_gay_3.jpg
Размер: 109.3 KB
Загрузок: 71

Незванова · 20.12.2014 10:48:34

Что мечтает получить женщина в подарок от любимого мужчины?!
Ой, дамы, не торопитесь вытаскивать из закромов сознания все свои тайные желания. Все так предсказуемо! В начале списка будет стоять пресловутый "букет", а в конце...Конца списку нет! Ну, а теперь скажите, в какой части этого бесконечного списка стоит вибратор?
Чего смущаетесь?! А? Лично у меня он стоял вторым!
Если хочешь, чтобы желание исполнилось, как минимум, скажи об этом. С первого раза сказать не получилось. Оказалось, что произнести вслух "подари мне вибратор" достаточно дискомфортно! Неловко как-то. Вроде бы как просишь подарить заменитель дарителя. Во второй раз мою фразу, произнесенную вскользь и в пол-голоса, да еще в почти что кульминационный момент, скорее всего не расслышали. Вихрь чувственных ощущений смел ее напрочь, так что до поры до времени я о ней и подзабыла даже. Но всё не вечно под луной. И иметь такую игрушку опять захотелось. Да еще как.Словом,по старой русской традиции, в третий раз, набрав полную (хотя и голую к тому времени) грудь воздуха, я выпалила, глядя ему прямо в глаза:
- Подари мне вибратор! - и перестала активно скакать на его замершем от неожиданности стволе. Эти глаза напротив посмотрели на меня:
1. С испугом (неужели я ее не удовлетворяю!)
2. С интересом ( хм, наверное, будет здорово посмотреть на то, как она сама будет с ним управляться!)
3. С недоверием (да разве ж я после вибратора буду ей нужен?!)
4. С вожделением (я буду выдавать его ей только под моим присмотром, и хорошенько ее попользую этой штуковиной).
Рано обрадовался! У меня на вибратор были сугубо индивидуальные планы. Посвящать его в них я пока не собиралась, поэтому продолжила скачку, постепенно возвращая удивленного скакуна в боевую готовность. Надо сказать, что пыл моего жеребца значительно усилился, и я получила двойную порцию вожделенной истомы, утолив свой голод сполна.
Мы продолжили с ним эту тему пост-фактум, когда прикасаться друг другу хотелось не с жаром предстоящего обладания, а с расслабленной благодарной лаской. Стреляя глазками и прикасаясь еще остренькими от наслаждения сосками к его налитому силой плечу, я еще раз произнесла заветную фразу, снабдив ее предельно блондинской присказкой:
- Ну, ми-и-и-лый!
Словом, не прошло и недели, как подарок был мне преподнесен! Ах, как замечательно прошло его вручение и прочие действия по распаковыванию, изучению устройства и конечно же тестовой проверке качества. Претензий у нас, как у потребителей, не возникло. И мы предались игре с новой забавой, словно дети! Впрочем, играли мы во взрослые игры.
По взаимной договоренности нового партнера наших постельных забав мы назвали Сережею. Был он красен и могуч, увесист и прост в эксплуатации. Я пообещала не прибегать к его помощи чаще одного раза в день, и брать его с собой на каждую нашу встречу. Мой милый, удовлетворившись моими сахарными устами и моими же обещаниями, покидал меня с оговоренной датой будущей встречи. Шлепнув меня по роскошной попе, он ревниво посмотрел на красавца, раскинувшегося в своей алой красоте на белом фоне простыни, и еще раз наказал исполнять обещания. Я пообещала! (Он же не видел что я скрестила пальцы на руке:))
Сережа ждал меня!

Вложения:

40000092997_2c2762c3dc.jpg
Размер: 62.4 KB
Загрузок: 81

Незванова · 28.12.2014 15:18:50

"Перст указующий"

Менторским тоном она выговаривала ему свое недовольство, то и дело, постукивая кончиком отточенной, как жало, указки, по краю стола. Его локоть находился от этого опасного кончика в непосредственной близости, и это нервировало. Не то чтобы он боялся этой недотраханной сучки. Нет... Просто ему, с каждым ее неосторожным движением, все труднее становилось сдерживать свое растущее внутри желание заткнуть ей рот. Хотя, нет, не просто заткнуть! А...
Она повысила голос и пришпилила острием указки крахмальную матовость рукава его рубашки. Уставшее от напряжения дерево хрупнуло, обломалось и зазубринами въелось в дорогую ткань, безжалостно распарывая волокна. От неожиданности она выронила сломанный учительский атрибут, поправила на переносице скучные очки и уже приготовилась дать ему словесный отпор. Она не к тому приготовилась.
Дыра на рубашке была апогеем его терпения. Он вскочил, и она не успела понять своей незащищенности, наклонившись за выпавшей из рук указкой.

Его раздражение нашло желанный выход …

Цепкая хватка за локти. Подсечка носком кроссовки под обтянутые нейлоном женские коленки. Одна ладонь без труда сжала ее тонкие запястья, вторая – заткнула распахнувшийся в призыве о помощи алый рот. Навалившись на нее всем телом, он опрокинул дергающееся в захвате женское тело на стол, перегнув его в талии. Рот разжимать было нельзя. И он отпустил ее руки. Но вместо яростного сопротивления они как-то бессильно упали по сторонам стола. В эту короткую паузу он дернул ее за волосы, снимая с развалившейся прически странную кольцеобразную хрень, похожую на губку для посуды. Тут руки подмятой его телом женщины ожили и стали ощутимо царапать своими алыми ногтями те места, куда могли достать: шея, плечи, лицо. Царапины не входили в его планы. Чтобы связать руки, пришлось отнять свою ладонь от зажатого ею женского рта. И очень зря! Потому что пока псевдо-губкой он связывал руки, женщина заорала, хоть и не членораздельно. Впрочем, руки были уже связаны, поэтому ладонь вернулась на рот. Женщина попыталась укусить. И он рефлекторно ударил, разбив ее пухлую губу до крови. Она замычала, яростно пытаясь сбросить его со своей спины. А он со странным удовольствием заметил, как, сквозь белизну, алым украшением расцветает ее кровь, проступая в межпальцевых промежутках.

Дальше его действия стали напоминать ему самому рефлексы. Не более того! Он понимал, что изначально хотел лишь заставить эту стервозную, раздражающую его своим ученым превосходством, сучку, заткнуться, пока он ей выскажет все, что о ней думает, и назовет сумму счета за порванную рубашку. Но сейчас, когда ее кровь поблескивала на его руках, а она сама дрожала всем телом под его грудью, его желание расплылось по всему телу зудящим теплом, а потом вновь обрело реальные очертания в виде налившего возбуждением пениса. Не просто заставить замолчать, а унизить, довести до состояния ничтожества – вот что ему хотелось сделать сейчас с этой женщиной.

Коленом он раздвинул ее ноги, мельком обратив внимание на высоченные каблуки лакированных остроносых туфель. Свободной рукой он рванул вверх узкую синюю юбку, разрывая блескучую ткань по швам. Под его жесткими пальцами почти мгновенно распалась на змеистые лесенки тоненькая преграда колготок. Полоску стрингов он вырвал одним взмахом. Второй рывок завершился куском бесформенного белого кружева в его руках. Именно его он и засунул в ее рот, освободив, наконец, свою вторую руку.

Он не слышал звуков, которые издавала женщина. Тестостерон рвался наружу, оглушив его напрочь. Освобождение страждущей плоти из плена джинсов было молниеносным. Головка пениса погружается в распахнутую его силой плоть... А дальше - бесконечно ярко! Словно каждая клеточка его тела пропиталась принудительным вожделением женщины, ее страхом, сломленной гордостью и зарождающееся рабской покорностью…. Словно все его ощущения возвели в энную степень и умножили на два!

Он не сумел отличить текущего наслаждения от накрывшего его оргазма. Прижав ладонями вздрагивающее от его толков женское тело к поверхности стола, он еще продолжал свои неистовые фрикции, причиняя женщине странное удовольствие: ПРИНАДЛЕЖАТЬ…

…Руки занемели. С трудом разжав пальцы, он заметил багровеющие отпечатки своих пальцев на желтоватой коже бедер женщины. Увидел размазанные по покрытой бисеринками пота пояснице следы крови с его руки. Почувствовал, как от жажды перехватывает сухим кашлем горло. Как неимоверно сладкой усталостью опустошается низ живота.

Еще пару минут он пытался придти в себя. Все предметы, ранее утратившие свои очертания и смысл, стали возвращаться в реальность. Чмокающий звук извлеченного наружу пениса подтвердил возвращение слуха. Он услышал, как слабо стонет изнасилованная им женщина. Потом ощутил, как чувство презрения к этому распластанному под ним женскому телу, снова захватывает его, возвращая желания унижать.

Он брезгливо отошел от стола, со стороны оценив зрелищность им содеянного: стекающее по женским бедрам неровными каплями его семя, проросшие до каблуков стрелы на тонких колготках, варварски разодранных на промежности, зияющая перламутровой бардовостью припухшая вагина.

- Теперь поняла, сука, что будет в следующий раз, если ты не заткнешься?! – сказал он, застегивая джинсы и заходя со стороны лица женщины. Она замычала, зашевелилась. Он взял ее рассыпанные по плечам волосы в кулак и поднял ее голову так, что она смотрела ему в глаза. Очки не скрывали потеки туши от бессильных слез.Размазанная по лицу помада и припухшая разбитая верхняя губа, обслюнявленная белизна бывших трусиков, исказили утонченное лицо до неузнаваемости. Ни следа от надменности и превосходства! Он размашисто влепил ей пощечину свободной рукой, потом вторую.Очки свалились на пол. Он наступил на них, придавливая носком белой кроссовки. Тонкий хруст ломающейся пластмассы гармонично сочетался с его тихим смехом. Слезы снова полились по щекам женщины, местами смывая потеки от туши. Он отпустил ее голову, и она уткнулась носом в стол, продолжая всхлипывать.

Разглядывая дыру на дорогой рубашке он пошел к выходу, внутренне улыбаясь удачности стечения обстоятельств: он, она, пустая аудитория, отсутствие любопытных глаз и ее долгожданная принадлежность! И так удачно сломанная указка!

Незванова · 10.12.2015 01:06:50

"Радость моя, здравствуй!"

Монетка выпала из гнезда держателя ремня, и тот туго перехватил грудь Макса. От неожиданности он дернул руль, подрезав справа сильно нарядную машинку с дамой за рулем. Макс думал, что сигнал клаксона сейчас взвоет, но этого не произошло. Машинка мягко вырулила и стала набирать скорость. Потом из окна водителя показалась породистая женская ручка в браслетах, и показала ему «Fuck». Макс оскорбился и решил обогнать наглеющую мадам. Но расстояние между ними не сокращалось. Так и ехали с одинаковой дистанцией еще три или четыре пролета погружающихся в мягкие сумерки улиц города. Дама зарулила на заправку. А Макс, скользнув взглядом по приборной панели, решил, что и ему не помешает. Убьет двух зайцев одним выстрелом: и заправится, и мадам воздаст по заслугам (криво ухмыльнется, ну или ее же способом выскажется без слов).
Они встали в разные колонки, и ему стало видно часть салона машины. Из машинки, с пассажирского сидения, вышел молодой парень с плечами атлета и направился в сторону кассы. Хозяйку машины видно не было. Максим решил, что исполнит задуманное по дороге в кассу. Но как-то замешкался возле пистолета, едва не грохнулся на неизвестно откуда взявшемся огрызке яблока. И не увидел, как к машине вернулся парень. Машинка стала отъезжать от колонки, медленно шурша колесами по пыльному асфальту. Развернувшись к выезду с заправки, машинка открыла взгляду Макса вид на свою водительскую сторону. Максим обрадовано всмотрелся в открытое окно. И даже темные, на пол-лица очки, скрывавшие лицо женщины, не помешали ему ее узнать. Это была Наталья.
Однажды он запретил себе помнить ее. Одним днем вычеркнул из своей жизни и памяти голос с придыханием, б***ские глаза с поволокой страдания, километры стихов и глупое наивное обожание, с которым она к нему относилась. Не считал это плохим поступком. Просто так было надо и все. И достаточно долго верил, что изжил ее из себя, вытравил, выжег и развеял пепел по ветру. Но потом как-то навалилась тоска, заколола острой болью воткнутая ею в его сердце иголка любви. Захотелось просто увидеть ее, услышать, как она говорит ему навстречу сладкие глупости…
Решений он не отменял. Никогда. Но мог принять новое. Например, решить, что просто понаблюдать за ней со стороны - не предосудительно. И вечером приехал к ее дому, чтобы за яркими шторами увидеть знакомый силуэт. Окна были темные. И в другой раз тоже. И в третий. Он катался в районе ее работы, поджидая, как она зацокает неизменными шпильками в сторону остановки. Другие люди шли, а ее не было. Он попал в ловушку ожидания, психанул, дома разругался с женой в пух и прах. И снова закрыл эту историю для себя, сильно переболев этим повторным расставанием. До рвоты. Все посчитали, что он отравился арбузом, но он-то знал, что не арбузом, а любовью блевал в сиявший белизной унитаз.
И вот она. Собственной персоной. С Fuckом. Наперевес. Промелькнула на его горизонте, не дав ему ни малейшего шанса на общение. Это стоило того, чтобы все же догнать ее, прижав к обочине, заставить остановиться и … А что «и» - он и сам не знал. Ну наверное скажет ей что-то, услышит голос хотя бы. Зачем-то ему это было нужно. Поэтому он бегом рванул к своей видавшей виды рабочей лошадке и резво отправился догонять Наталью.
Она колесила по городу с непонятной ему логикой. Не делая остановок, она уже отмотала добрую треть городских автострад. Макс начал напрягаться. Да и время уже начинало поджимать…. Опять придется врать, где был и зачем. Но ему это было не в новинку. Поэтому он поднажал и выжал из своей старушки еще десяточку км в час. Подрезать не пришлось. Машинка встала на стоянке супермаркета. И парень с пассажирского сидения скрылся в сверкающих рекламой недрах магазина. Макс обрадовано тормознул. Выскочил из машины. В два шага добрался до машинки Натальи. Распахнул дверь и понял, что ничего не сгорело и не прошло.
Она сидела, склонив голову к рулю. Очки лежали на приборной панели. Отросшие волосы спадали с плеч темной сияющей волной. Запястья были увешаны тяжелыми и мрачными браслетами с множеством клепок, шипов, подвесок….По отдельности все это смотрелось жутко, а вместе создавало некий образ. Тот самый, в котором он всегда хотел бы ее видеть. Она сильно похудела. И матовый блеск кожаного платья это подчеркивал. На звук открывающейся дверки она подняла голову, увидела Макса, устраивающегося на переднем сидении. Он увидел в ее глазах если не удивление, то нечто похожее. Хотя все же это было не удивление. Это был гнев. Зрачки и ноздри расширились. Руки впились в изящный руль. Отбросив волосы от лица резким движением, она тихо, но четко произнесла:
- Пошел вон, муфлон!
Этого Макс не ожидал. Он как-то подзабыл их "love-story" и ему не шло на ум, что она тоже может на него злиться. Он-то ведь уже не злился. Он был бесконечно рад ее видеть, чувствовать неизменный аромат ее духов и слышать ее голос. Так хотелось прижаться к ее губам, раскрывая их себе навстречу, сжать до желанной боли плечи, запястья… Чувствовать прикосновение ее ладоней к своей голове. Он качнулся к ней, сграбастал ее в охапку и стал целовать лицо, радуясь попаданию то в щеку, то в края губ, то в мочку уха с массивными серьгами. И неожиданно получил словно бритвой по щеке. Потом еще раз. Она царапала его лицо острейшими алыми ноготками. Он схватил ее за занесенную для очередного нападения руку. И она укусила его прямо в зону вен. И не просто укусила. А до крови. Макс всегда к крови был неравнодушен. Не любил. Не боялся. А зверел. Озверел и сейчас. Замах произошел сам по себе. Он ударил ее по лицу, попадая костяшками пальцев в размазанную его губами алость рта. В этот момент что-то тяжелое опустилось ему на затылок, картинка поехала резко влево, и он ткнулся в колени Натальи носом, уже на излете сознания ухмыльнувшись звучащей в машине в этот момент фразе из песни: «эту линию колен целовать в последний раз…»
Он думал, что спит дома. Но укачивающие движения, резкая головная боль и связанность рук говорили об обратном. Он открыл глаза и понял, что сидит в машине на заднем сидении. Вернее – лежит с прижатыми к груди ногами. Попытавшись дернуться, он так же понял, что основательно зафиксирован в позе эмбриона. Лежит на левом боку. Один. Машина едет. За окнами темно. Сидевшие впереди молчат. Только мурлыкает итальянскими солнечными песенками радио. Максим откашлялся и громко произнес:
- Эй, народ… Я че-то не понял. Вы что меня похитили что ли?! Так с меня взять нечего. Машину сами видели. Квартира на жене. А больше у меня ничего нет.
В ответ была тишина. Макс чертыхнулся и снова заговорил:
- Тата, ну я все понял. Прости и все такое….Ну не сдержался я. Сама знаешь, как я на кровь реагирую. И зачем ты кусаться стала. Я ж так обрадовался, когда тебя увидел. А ты драться, кусаться, царапаться…
Вместо ответа с пассажирского сиденья к нему повернулся парень, мгновенно заклеил ему рот широким скотчем и спокойно ответил вместо Натальи:
- Отпуск у тебя теперь, двухнедельный. Жене твоей уже все сообщили. Ну и дура она у тебя, хоть и умная. Так что лежи, отдыхай. Скоро придется поработать. Тяжкие телесные нанес, считай, что отрабатывать будешь. Хотя я тебе не завидую…
И парень отвернулся от Макса, не внеся своим ответом хоть какой-нибудь ясности в происходящее. Макс заставил себя перестать психовать и стал настраиваться на то, что всегда можно договориться. Особенно с Натальей. Верила же она его россказням. И не только она. Все его многочисленные любовницы и случайные партнерши по сексу тоже безоговорочно ему верили. Он даже прием такой изобрел: когда врал, всегда говорил коронную фразу – «Знаешь, вот тебе я врать не могу, не хочу. Ты - настоящая…» И бабы таяли от своей уникальности, оставаясь для него при этом всего лишь очередными претендентками на скоренькие поебушки.
Они ехали еще минут двадцать. Болела голова. Хотелось в туалет. Хотелось пить и есть. И домой. Чтобы закрыться в сортире от всех и читать хрень фантастическую, отрешаясь от суетной и безликой жизни. Но вместо этого он лежал в неудобной позе, и страдал как от физического неудобства, так и от вероломства Натальи, совершенно забыв, что раскровянил ей губу чуть ли не напополам. Того, что было прежде он помнить тоже не хотел. Поэтому и не помнил.
Потом его волокли два крепких парня. Потом его чем-то укололи и он провалился в забытье, похожее на смесь яви и сна. Полулюди-полфантомы что-то делали с его телом, перекладывая руки-ноги. Потом он провалился в темноту, и ему казалось, что он бесконечно падает в колодец, обитый изнутри черным бархатом. Чувство полета было приятным, но понимание неизбежности дна отрицало приятность, и возникала тревожность.
Макс открыл глаза. Он лежал на обычной кровати. Только руки и ноги были привязаны ремнями к металлическим спинкам. Это он понял, попытавшись встать. Почти сразу с началом его шевеления кто-то вошел в помещение. Те же крепкие парни. Он захотел что-то сказать, но ему опять заклеили рот. Он решил сопротивляться. Но получил пару сильных точечных ударов в поддых, и по почкам, и перестал дергаться, позволив парням закрепить его руки за спиной холодными и легкими стальными наручниками. Ноги закрепили такими же, только с тонкой цепочкой между обручами.
Он был гол, обездвижен, обескуражен, но не сломлен. Главное было с ней заговорить. Он уже понял, что причина его нынешнего положения именно в Наталье. Его повели по коридору, завязав глаза. Шли как по квартире какой то сначала. А потом пошли ступеньки вниз. Воздух стал прохладнее и более влажным, Макс понял, что ведут в подвальное помещение. Изнутри обдало холодом, потому что неясное подозрение, плавающее в нем до того, как он стал спускаться, с каждой ступенькой, ведущей вниз, становилось вполне осознанным чувством опасности.
Вывернутые назад руки высоко задрали, и он услышал звякание цепи о металлическую потолочную балку. Карабин закрепили на наручниках. Ноги развели на ширину плеч и закрепили чем-то на полу. Так, что он мог бы встать на цыпочки, но не свести их вместе. Шею обложили чем-то кожаным, похожим на очень широкий собачий ошейник. Потом сняли повязку…и он зажмурился от очень яркого света, бьющего ему прямо в глаза.
Парни спокойно ушли. Макс услышал щелчок закрываемой тяжелой двери. Наступила тишина.

Свет бил в глаза, руки затекали и стали холодноватыми. Разведенные ноги стали подрагивать от напряжения. Прохлада огуливала раздетое тело, вызывая мурашки. И ужасно хотелось открыть рот. Но он был прочно залеплен скотчем. Макс закрыл глаза и стал мысленно пробовать выстроить свой монолог для Натальи. Но слова как-то мешались в кучу. И он просто стал ждать.
Послышался стук каблучков где-то наверху. Снова щелкнула замком дверь. Спускались вниз.
Макс вдруг ощутил прилив желания, да такого острого, что аж дух захватило. Уж во что они с Натальей только не играли. Но так было впервые.
Он внутренне собрался…. и глухо взвыл от обжегшего спину свистящего удара. Видимо хлыста. Спину будто разделили на пополам, и она запылала в обеих частях саднящей болью. Макс не успел отдышаться, как на его плечи лег второй удар. Не менее сильный, чем первый. Потом третий. Пятый… Десятый… На одиннадцатом у него потекли слезы. Боль заливала его тело, покрывающееся широкими взбухшими синеватыми полосками. После пятнадцатого удары прекратились. Макс плакал. Слезы текли по его расцарапанному лицу, тоже причиняя боль. И в голове у него крутилась мысль: «Неужели столько боли можно заслужить только за одну единственную, да и то неспециальную оплеуху?!»
Свет перестал бить в глаза. Слезы стали иссякать. Он стал ровнее дышать и, наконец, смог увидеть перед собой свою мучительницу.
Не зря она ему нравилась. Не зря. Ее красота, обостренная осунувшимися чертами лица стала строже, четче, благороднее и холоднее. Он помнил все до единой родинки на ее теле, знал, как прикоснуться к ней так, чтобы в одно мгновение унести ее на вершины наслаждения, он все знал о ней. И не знал ничего. Потому что он никогда не видел у ней такого взгляда. Даже когда он однажды сделал ей по-настоящему больно в одну из их нескромных игр.
Холодное металлическое равнодушие. Ни интереса, ни радости, ни злости. Сгусток пустоты.
Слезы, все еще бежавшие по его лицу, затекли под скотч. Край отклеился, и Макс смог открыть рот, чтобы заговорить.
- Тата, Господи, что происходит?! – сказал он и тут же зашелся почти криком, потому что тяжелый и гибкий хлыст обвил его грудь в ударе, сдирая кожу с обнаженных сосков.
Она подлетела к нему, ударила всей ладонью по лицу, и он успел увидеть в ее глазах боль и гнев. Но это было всего лишь секунду. Потом она деловито вернула скотч на место, предварительно вытерев слезы с его щеки. Ладонь была холодной и жесткой. Чужой. Не Таткиной. Он помнил ее руки, умелые и ласковые... Макс повис на своих оковах, переживая боль, мерцающую по всему телу.
А она заговорила…
- Здравствуй, Радость моя….Так я тебя называла, помнишь?! Хотя, что ты можешь помнить?! Ты же запретил себе помнить меня. Выбросил меня из своей жизни. Как мусорный пакет. По дороге домой. Беседуя с женой о планах на выходные. Потому что не любил. Если бы любил - не смог бы. Крышу бы снесло. А так – простенько и со вкусом избавился от надоевшей любовницы! И всего-то делов: отправить смс-ку с телефона жены на телефон любовницы: пусть жена найдет! А там бабье между собой поорет-поругается… А я, такой красавец, к жене вроде как вернусь. Она – гордая, вернула мужа в семью. Любовница?! Да переживет… Я ей ничего не обещал, кроме шедевра на фоне небоскребов. А что, был же шедевр. Вон она сколько стихов понаписывала. Тоже же мною пользовалась, …в разных смыслах. Значит, я с ней в расчете. Ну, в Тему привел, ну и что?! Ошейника не давал, в Мастера не лез. Поебушки затейливые, не более того. Так что никакого: мы в ответе за тех, кого приручили… Хрень все это. Да и она не девочка. Знала, на что шла….Так ведь было, да, радость моя?! Так ты думал?! - и хлыст снова врезался в тело Макса, принося новые страдания. А Наталья продолжила:
- Молчишь?! Ну ты же любишь молчать. Лучший способ решить любые проблемы: промолчать!!!
Даже тогда, когда от твоего слова зависит чья-то жизнь. Твое молчание стоило жизни нашему ребенку. Я-то ведь только о нем хотела тебе сказать. Но ты молчал, оградив себя от меня ведьминским кругом молчания. Создав для меня из него вакуум. Обрезав все провода и сломав все беспроводные волны эфиров… Вот поэтому ты будешь молчать все время, пока будешь здесь находится. Ты получишь сполна то, что так хотел получить. Молчание - это твоя первая ступень покаяния.
Женщина рассекла воздух хлыстом почти рядом с лицом Макса. В ее жестах была отточенная расчетливость удара. Такой он ее не знал. Та, его Тата, с трудом брала на себя роль Госпожи, то и дело зацеловывая те места, куда случайно попадала ее неумелая плеть. Но чем дольше она продолжала свое истязание, тем больше он понимал, что именно эта женщина, объединившая в себе наивную Тату и властную жесткую Наталью - это ЕГО женщина, ради которой он готов на все. Абсолютно на все...Даже продолжать терпеть эти жалящие насквозь удары ее кожаного хлыста.А она продолжала говорить:
- Я пережила твое отречение от меня. Но я все еще любила тебя. И моя боль была сильнее той, что сейчас испытывает твое тело. Я почти простила тебя. И даже почти забыла. Тема помогла. Ну кто тебя дернул полезть ко мне целоваться….Ты хоть представляешь, кем я сейчас стала?! Да, ладно, не суть для тебя. Ты наверное и так уже понял, что мой полет теперь другого уровня. И я просто не могла прилюдно простить тебе то, что ты – Низ из Низов, да еще нарушитель Кодекса, позволил себе не только мне в глаза смотреть, но еще и ударить меня в присутствии цеховиков. Ты очень сильно попал, Радость моя.
Макс задергался в своих путах. То, что он слышал от нее, резало его Душу напополам. Дура она, разве она знала, что с ним было?! Разве она видела, как он рвал зубами свою ладонь, когда воспоминания непрошено вылезали ночами?! И как едва не разбился, однажды заметив ее на остановке шумной городской автострады, потому что задохнулся любовью и едва не потерял сознание за рулем…
Ребенок?! Какой ребенок?! Не может этого быть, не может…
Новый удар, пришедшийся на живот, обжог не просто болью. Кончик хлыста рвано задел его пенис, и к уже понятной боли кожи всего тела добавилась новая нота, визгливо ввинчивающаяся в нежную плоть. Визг издавал сам Макс. А Наталья продолжала говорить, перемежая свою речь новыми ударами.
- Итак, Радость моя, о том, что было - мы уже поговорили. Теперь о том, что будет. 14 дней ты пробудешь здесь, в этом подвале. Убежать не удастся. Охрана тут почище президентской. Тебя будут кормить. Ты сможешь пользоваться туалетом. Иногда…Тебя будут трахать и наказывать. Все, кто тут будут появляться.Независимо от пола. В память о нашей любви, у меня для тебя бонус: тебя не будут иметь в рот и не будут пользоваться иглами. Все остальное тебе предстоит пройти. Ах, да… Ты ни разу не кончишь. Потом тебя приведут в божеский вид и вернут в твою колымагу именно туда, где ты так неосторожно позволил себе ударить меня. Ты ничего никому не сможешь доказать. Я стала высоко летать, мой милый. А твоя супруга уверена в том, что ты в очередной раз на поебушках. Только затяжных. Так что домашний ад тебя еще будет ждать впереди. Ну, и чем сердце то успокоится?! Да к гадалке можешь не ходить: завяжешь ты любовниц заводить, на всю оставшуюся жизнь. Страшно будет. Вдруг опять на такую, как я напорешься… Ну с потенцией, я думаю, месяца через три восстановится. Калечить тебя запретила. Будь счастлив, радость моя. Это твоя Голгофа. Желаю пройти ее до конца.
Наталья отложила хлыст. Макс отрешенно молчал под скотчем, только слезы продолжали течь по щекам. Он обвис на цепях, и когда Наталья отцепила карабин от его рук, кулем свалился на дощатый пол, приняв самую развратную позу: на коленях, с широко разведенными ногами, выпирая исполосованную задницу высоко кверху. Наталья пригвоздила его руки прямо к полу, карабином прицепив наручники к кольцу, торчавшему из половой доски. Потом достала средних размеров страпон, который закрепила на ремне вокруг своих бедер. Подойдя совсем близко к выставленным напоказ ягодицам Макса, встала на коленки, плюнула на сжавшееся от страха колечко его ануса, приставила кончик фаллоса к нему и резко вошла. Макса от боли зашатало и заколотило. Он рвался из удерживающих его пут со страшной силой. Рвался и выл. Наталья резко взялась за кольцо на его ошейнике, притянула его голову к себе, и, продолжая насиловать его анус, зашептала:
- А это мой подарок Ксю. Ты помнишь Ксю, Макс?! Тебе так шли белокурые локоны! ты был моей деткой. Моей Ксю. Детка, ты скучала по мне?! А, сука?! – и она ускорила свое движение, размашисто трахая его зад. Макс выл и рвался. Но это было бесполезно. Наталья тяжело дышала. Ее движения замедлились, а потом и вовсе прекратились. Вынув страпон из истерзанного отверстия, она подошла к Максу со стороны лица. Запустив пальцы в его густые волосы, оттянула голову вверх. Долго смотрела в его искаженное страданием лицо. Потом оторвала с одного бока полоску скотча и впилась в его губы кусающим поцелуем. Который становился все нежнее и нежнее, пока во рту у Макса не появился карамельно-ванильный привкус…. С ним так было перед оргазмом. Но только с Натальей. Химия любви, наверное….С другими каких-то привкусов не возникало.
Поцелуй был сладок и желание, вопреки всему, забулькало внизу его живота, поднимая плоть. Он открыл глаза и ошалел от увиденного. Напротив него, приоткрыв рот, мерно сопела жена. Света в комнате почти не было, но тем не менее его окружала привычная обстановка дома. На полу валялись неубранные с вечера железная дорога и старый плюшевый медведь с пуговицей вместо отклеившегося глаза. Он ощупал свое лицо. Никаких царапин. Спина, затекшая от неудобной позы, хрустнула и отозвалась легкой болью. Его рука скользнула в святая святых. Член стоял колом. Осторожно продвинул пальцы дальше, ощупывая себя от мошонки все дальше к анусу…Боли не было. Неужели сон?! Но как реально то, господи…
Макс осторожно, чтобы на разбудить жену, шмыгнул в ванную. Со стояком надо было что-то делать. Он подрочил, закрыв глаза. Картинка с Таткой снова и снова вставала перед его глазами. Движения его рук ускорились. За его веками изображение становилось четче. Он видел ее глаза со стальным блеском, во рту появился четкий привкус карамели, и он кончил, закусив вторую руку , чтобы не заорать от острейшего наслаждения, которого он уже дано не испытывал.
Почти засыпая, он радостно думал, что обязательно найдет завтра Татку. Потому что любовь никуда не ушла. Потому что иголка цела. И потому что никого он так не любил и не хотел, как ее. Ну а тут… Ну решит как-нибудь. Говорила же она когда-то «Дети – это радость. Радость, которую мне никогда не познать...Приводи свою радость с собой». Вот возьму и приведу… А, ладно, завтра все решу. Ну, попробую решить. Главное - ее найти!» - думал Макс, вплывая в спокойную акваторию сна.
Завтра было воскресенье. Никуда не бежать. Валяться до позднего утра в кровати, устраивая подушечные бои с детьми. Расширенное меню завтрака с целой банкой сгущенки, которой поливаешь ноздреватые и толстые горячие блины…Работа для рук, Четкое осознание истинности принятого решения. Печаль понимания будущего, начинать которое придется, причиняя боль. Но не тоска. А печаль. Потому что надо так, как будет. А не так, как было. И светлая радость от предстоящей встречи. Он представил, как распахнутся ее глаза сначала удивлением. Потом гневом. И как сдастся она его ласке и силе, и как скажет эти волшебные слова…
Законное время на два часа личной жизни за компом. Так, картинки он пропустил. Не сейчас… Не за этим. Одноклассники. Пальцы задрожали, когда он набирал ее фамилию и имя в поиске. Господи. Ведь всего-то прошло два месяца…А как будто целая жизнь! Разворот с ее фоткой. Ну вот реально она тут на ведьму похожа, даже глаз один слегка косит. Так, что у нас тут, когда была в последний раз? О!!! Сегодня…. А что у нас тут за статус?!
На экране, на белом фоне, без картинок высветился сухой текст:
«Наталья умерла 10 августа. Сегодня 40 дней. Поминки будут в ее доме. Приглашаем всех, кто ее помнит. Родственники»
Он перечитал этот текст раз двадцать, пытаясь понять, что он значит. И потом решился -аки открыть тайный ящик электронки, в котором хранилась вся их взаимная любовь. Тогда он себе запретил читать ее письма. Потому что это было выше его сил. Непрочитанных писем от нее было штук двадцать. Он открыл последнее. От десятого августа…
«Радость моя, здравствуй…
Ты прости меня. И за то, что было. И за то, чего уже не будет. За все прости. Не было у меня чище и светлее любви, чем к тебе. Люди бывают разные. Кто-то может простить, научится заново жить, дышать и даже любить другого человека. Кто-то, но не я. Я не умею без тебя. И без тебя нет смысла в ежедневье. Во мне живет часть тебя. Та, которую ни бросить, ни отнять. И которую я не имею права ни убить, ни дать ей жизнь… Моя мечта – девочка с белыми кудряшками. Как же я виновата перед ней. Но я уже не могу ничего изменить. И не могу дать ей жизнь. Мы с ней вместе уйдем. Тихо. Она заснет, так же как и я. Ты прости меня. За все прости. И за это тоже. Я знаю, что ты никогда не прочитаешь это письмо. Поэтому и пишу. Но вдруг…ты знай: я каждое утро вместе с первыми лучами солнца буду скользить по твоей ключице и беззвучно говорить тебе: Радость моя, здравствуй!»
Максим молча сидел перед монитором, когда сзади подошла жена. Мельком увидев фото Татки на экране она рассвирипела, яростно захлопнула крышку ноута и зашипела ему почти в ухо, чтобы не слышали дети:
- Ну ты козел! Два месяца не успело пройти, а ты опять к этой шлюхе решил в трусы залезть?! Ты же мне клялся и обещал, детьми клялся, что больше – ни-ни!!! Какой же ты урод! Ненавижу тебя! И ее ненавижу!
Светка все еще стояла возле его стола, уперев руки в боки выцветшего халата. Максим молча встал, оделся и пошел в коридор. Жена встала возле двери и сказала:
- Сиди дома. Не хрен шляться на ночь глядя. Ты понял?!
Макс потянул дверь на себя. Светка прижала дверь своей спиной. Он потянул сильнее. Потом просто взял Светку, поднял вверх и переставил подальше от двери. Уже выходя из квартиры, он сказал жене, судорожно готовящей тираду для скандала:
- У Таты сегодня сороковины. 10 августа умерла. Я на кладбище схожу...

Незванова · 08.08.2016 22:46:50

"Стрип...тиз"

В ее неполные "ягодные" тридцать восемь, Лена успела многое. Хотя, если к многому добавить обыденное: высшее образование, двое детей и один развод за плечами, то можно сказать, что успела она все. И вот это вот осознание, что "всё!", Лену сильно напрягало. Впереди была еще добрая половина жизни, и хотелось в эту половину прожить настоящие ощущения, более яркие, чем огородные радости или сериальный запой.
Гормональный шквал, который в последнее время играл на ее теле последнюю симфонию страсти, тоже ждал острых ощущений. Он толкал стыдливую Лену к самому краю пропасти под названием "разврат", рисуя в ее снах хитросплетение фаллосов и вагин. И Лена потела ночами и днями, не различая между собой приливов и вспышек либидо. Разврат был неприемлем для ее интеллигентной и порядочной сущности. Поэтому реализовывать все свои "хотелки" ей было проблематично. Хотя у Лены был муж от второго брака. Толик. Не Анатолий. И даже не Толян. А Толик. Рифма про алкоголь была не про него. Но во всем остальном был Толик Толиком на триста процентов. Собственно - и в сексе тоже. За все их 10 совместных лет до "звезд" свою Лену не он ни разу не отправлял. Как, впрочем, и бабочек в животе ей от него не прилетало. И сам он давно уже довольствовался малым: раз в квартал назначал день соития, который, впрочем, обычно превращался в пятиминутный пшик с малым впрыском. Но, тайком от Лены, он любил погонять "дуньку кулакову",часто развлекая себя сладкой игрой в "незнакомку". И очень любил разглядывать в это время видео со стриптизом, где юная распутница трясла острыми сосками грудей в такт тягуче-тревожной музыке. Лена знала про эту его слабость. И именно на ней и решила сыграть, отчаявшись бороться с наступающим климаксом в одиночку.
Повод был. Толику предстояло стать юбиляром. С большими круглыми цифрами и трехярусным тортом для гостей. Стандартный подарок от жены всегда выражался в покупке для для него нового мускулинного аромата. Лена тщетно пыталась добавить Толику мужественности и мачизма. Юбилей позволял выйти за рамки привычного и наградить благоверного самым, что ни на есть,обычным стриптизом. Обычным для тех, кто его часто смотрит или танцует сам. Для Лены и Толика это было из ряда вон выходящим событием.
За пару недель "до" Лена выбрала среди множества видосов на ютюбе тот, в котором не было сложных па или навороченных прогибов в спине. И старательно шаркала вечерами ногами на кухне, пробуя совместить выбранные движения с понравившейся ей музыкой. Она и одежки подобрала по случаю: алые ниточки и висюльки, которые снимались на счет "раз". Пока не было каблуков - все шло гладко. И ей самой начинали нравится медленные колыхания бедер и случайное задевание грудью за углы и выступы кухонных шкафов. А вот сделать все то же самое в платформенно-каблукастых туфлях с ****ским лаковым блеском было намного сложнее. Туфли эти были взяты у подруги на прокат, потому что в обычной своей жизни Лена такую обувь никогда не имела и не носила. И она не раз чертыхалась, застревая каблуком в межплиточных швах пола. Она никогда не боялась высоты, но во время своих репетиций ловила себя на мысли, что реально боится сверзиться с этих туфель и чего нибудь себе повредить. Толик в эти минуты обычно смотрел телек. А Лена упорно нанизывала на остроту своего неутоленного желания надежду на супертрах.

Юбилей был нешумным, родственно-дружеским, в формате домашнего мирного застолья. Даже до танцев дело не дошло. И к восьми вечера народ растекся по своим домам, радуясь выданным хозяйкой дома, кускам праздничного торта, бережно упакованным в пакеты из Ашана.
Толик возлежал на диване, сыто мечтая о тихом сне и эротических фантазиях в нем.
Появление Лены в алом неглиже сначала ввело его в полный ступор. А она деловито протопала на своих каблучищах мимо него, клацнула компом и вдруг начала свое действо, зазывно глядя в глаза Толику.
Ритм музыки был сладко-волнующим. Лена почти профессионально демонстрировала мужу свое тело, которое он основательно подзабыл, не касаясь его месяцами. А теперь эти сиськи так и лезли ему в глаза, и эта задница с полоской стрингов между двух полусфер вращалась в непосредственной близости от его глаз, вызывая эрекцию.
Когда с бюста жены упало неприличное подобие лифчика, Толик понял, что не станет ждать дня соития и что он хочет заняться с женой сексом прямо сейчас. Хочет протискивать свой твердеющий член между этих белых булок попы, хочет трогать руками все еще сносную женскую грудь, вспоминая как чувствительна жена на такие ласки. Хочет! И он встал. Жена двигалась в такт музыке, слегка раскачивая бедрами. Алые туфли сверкали, притягивая взгляд.
Лена и Толик никогда не занимались сексом нигде, кроме свое спальни. Таинство слияния двух вселенских начал проходило в темноте, тишине и практически беззвучно. Поэтому Толик не знал, как начать заниматься сексом с танцующей на 10-сантиметровых шпильках женой. Он неловко попробовал ее обнять. Но Лена увернулась, пытаясь поддразнить розовеющего непривычным приливом страсти мужа. Толик снова качнулся к Лене, пытаясь коснуться пальцами ее грудей, как всегда хотел сделать с теми девочками из роликов про стриптиз, лиц которых он не запоминал. Но он не рассчитал траекторию своего движения. И вся его,слегка пьяненькая, масса неожиданно повалилась на Лену, роняя женщину с высоты ее желаний на пол. Они встретились глазами, и Толик вдруг превратился в Толяна, лихорадочно стягивая с Лены подобие трусиков и яростно врываясь в женское чрево. Он закрыл глаза и стал касаться тела жены, пытаясь по возникающим завихрениям энергии в своих пальцах, понять, что она чувствует. Лена охала, ахала, покрываясь бисеринками пота от сполохов страсти внутри живота, и пыталась скинуть с ног ужасно мешающие туфли, которые своими шпильками цеплялись на все, что ни попадя. Толян наращивал темп фрикций, войдя в роль самца, и впервые в жизни по-настоящему владел телом своей жены.
Лакированная алая туфля утопилась каблуком в трещине пола, войдя в эту причину нешуточных семейных ссор, как в масло, и застряла там намертво, выворачивая ногу свей владелицы под невзаправдашним углом.Странный хруст в ноге Лены совпал с началом ее оргазма. Она заорала от адской смеси боли и наслаждения,поражая силой своей страсти Толяна. Тот засуетился, размашисто закачался на теле жены и кончил следом за ней, все еще не понимая, отчего по счастливому лицу жены текут слезы.

В травмпункте сделали снимок и поставили диагноз:закрытый перелом лодыжки. Наложили гипс и отправили притихших супругов восвояси. Допрыгав до кровати на одной ноге, Лена блаженно рухнула в периметр супружеского счастья, намереваясь раз за разом прокручивать в голове кадры сегодняшнего дня и безбашенного секса с мужем - в частности. Но вместо этого долго укладывала отекающую ногу, и так и провалилась в беспокойный сон, не дождавшись мужа.
Толик долго курил на балконе, пока не замерз от осенней промозглости. Потом пил чай,доедая остатки торта заскорузлой от крема ложкой. Потом мыл посуду. Потом брызнул на себя одеколоном из прошлогоднего флакона и тихонечко зашел в спальню. Лена спала, почти полностью перебравшись на его половину кровати. Загипсованная нога возлежала на одеяле. Капельки пота выступили над губой жены. Толик осторожно взял руку Лены и поцеловал в запястье, ловя губами мерный ритм пульса ее жизни. Потом прилег за женской спиной, просунул руку куда-то под самую грудь, и моментально провалился в легкий сон бело-розового цвета.

А.Незванова

Вложения:

striptiz-dlja-muzha.jpg
Размер: 37.5 KB
Загрузок: 76

#1 19.10.2014 22:05:50

Эротическая проза: с достоинством - о пикантном

#2 20.12.2014 10:48:34

Re: Эротическая проза: с достоинством - о пикантном

#3 28.12.2014 15:18:50

Re: Эротическая проза: с достоинством - о пикантном

#4 10.12.2015 01:06:50

Re: Эротическая проза: с достоинством - о пикантном

#5 08.08.2016 22:46:50

Re: Эротическая проза: с достоинством - о пикантном

Подвал раздела