"Что есть страдание — мост или пропасть?"

Serge de K · 11.06.2010 12:16:01

Сразу хочется предупредить, что статья слегка сложноватая, но при этом достаточно интересная, особенно для тех наших форумчан которые связаны с областью психиатрии

Что есть страдание — мост или пропасть?
Сергей Всехсвятский

1. Немножко истории

Очень-очень давно жил в древнегреческом городе Пилофонесе юноша по имени Муциес Цивола. Его родной город осадили греки из другого города. Муциес Цивола был захвачен в плен. Его стали спрашивать про то, как укреплен город, сколько защитников, какое у них оружие. И вместо того, чтобы отвечать на вопросы, он подошел к светильнику и сжег себе правую руку. Муциес Цивола был левша. И нападавшие были настолько поражены, что решили снять осаду.

Этот древнегреческий миф или история очень интересно показывает переплетенность боли, силы и любви. И если брать самый общий план, самый общий уровень, то можно сказать, что и теория, и практика садо-мазо-терапии имеет дело с взаимоотношениями силы, боли и любви в сознании человека, с тем хитросплетением, которое каждый из нас имеет. С тем, как возможно понять, почему боль и сила так взаимосвязаны, и как практически в этом треугольнике найти свой путь. Чтобы боль не становилась ловушкой, чтобы на пути осознанного использования боли мы обретали бы и силу, и любовь.

Эта работа отнюдь не трудная и жутко благодарная; я никогда не чувствовал такого благодарного отклика от всех участников, как тогда, когда мы начали заниматься исследованием этой области. И редко в какой практике, редко в каком методе мы получали столько легкого удовольствия.
2. Перинатальные предпосылки садо-мазо-терапии

Садо-мазо-терапия — достаточно редкая область психотерапии. Именно редкость такой работы в свое время поразила меня и бросила вызов: если мало кто работает в этом направлении, если мало что сделано, почему бы не попробовать. В свое время некоей отправной точкой было удивление, что психотерапия за последние двадцать — пятьдесят лет очень многое сделала в различных табуированных прежде областях; например, тема сексуальных энергий, сексуальности, различных связанных с этим личных и социальных паталогий, практически полностью вышла из-под табу. Те феномены, которые были абсолютно социально неприемлимы еще двадцать — тридцать, и тем более пятьдесят лет назад, сейчас чуть ли не приветствуются, то есть они стали естественным, привычным социальным и терапевтическим явлением. Тема же агрессии, разрушения, саморазрушения, садизма, мазохизма, весь круг областей, исследующих боль как феномен и, в-частности, связку боли и силы так почему-то и остались под запретом как в терапевтической области (хотя здесь какие-то продвижения были сделаны), так и в социальной. Плата за это, на мой взгляд, невероятно высока. Уровень явленой и подавленной, особенно подавленной агрессивности в разных формах, которую мы имеем внутри себя, вокруг нас, в социуме, невероятно велик, и самое тяжелое то, что он очень быстро растет. Многое говорит тот факт, что за последние пять — семь лет количество садомазохистских фильмов в салонах известного рода на Западе увеличилось примерно с пяти до тридцати процентов. Один раз в полгода в Европе проводятся исследования, как меняется динамика зрительских интересов, и я давно заметил, что это хороший критерий. Понятно, что эти фильмы отвечают на некий неосознанный, несформулированный запрос людей. А проявление этой направленности — немотивированная агрессия на улицах, в семьях, различные виды скрытой агрессии, скрытого разрушения, многое-многое другое; можно долго говорить об этом, но я думаю, вы все представляете, живя в России, как изменилось наше общество в последние десять лет.

Так что имеет смысл: а) это осознать и б) посмотреть, что с этим можно сделать. Я хотел бы предложить некую карту, некие модели, дающие, по крайней мере, не панический контекст, не ужасающий контекст происходящего, а вполне рабочий, здоровый, нормальный контекст, который позволяет более или менее успокоиться и понять исходное соотношение сил, как внутренних, так и отражающих некий социальный процесс. Кроме того, я хотел бы поделиться своими размышлениями о методах, которые мы можем применить как во внутренней, так и в профессиональной работе, а также с выходом на социальную работу. На семинарах мы практикуем некоторые практические ходы такой работы.

Та реакция, которую у профессионалов вызывает эта весьма специфичная тема, говорит о том, что нужно очень аккуратно простроить все теоретические посылки. Если у нас не будет хорошей, солидной базы, то табу останется как в профессиональной области, так и в социальной.

Исследование темы агрессии, боли, разрушения, саморазрушения приводит нас в перинатальный период. Из общих соображений это понятно, имеет смысл разобрать детали, потому что именно там мы встречаемся с рядом феноменов, с рядом восприятий, которые впоследствии могут оформиться в ярко выраженные мазохистские или садистские тенденции. Работы Станислава Грофа очень хорошо показывают, что эта перинатальная динамика впоследствии ложится в основу определенных структур динамики нашей жизни, то есть перинатальная динамика закладывает определенный эволюционный код, который мы затем реализуем в разных областях своей жизни.

С одной стороны, в перинатальной динамике в последние годы возникли определенные сбои, то есть, в наше тело при рождении закладывается неполный, искаженный эволюционный код. И я хочу показать, как он способствует резкому увеличению боли и агрессивности современного человека. А с другой стороны, проходя по жизни, подвергаясь определенным процедурам формирования в семье, в различных социальных институтах, эти тенденции усиливаются, и в какой-то момент они становятся опасными для личности, для их носителя, для ближайшего окружения, и глобально — для человечества вцелом, что двадцатый век показал очень наглядно.

Я думаю, все, или почти все знакомы с перинатальной раскладкой по четырем матрицам, тем не менее, некие общие вещи я сейчас скажу, чисто в метафорической форме.

Гениальная идея Грофа состояла в том, что перинатальную динамику, то есть процесс физического рождения, имеет смысл разложить на четыре этапа, и каждый этап дает рождение некоторому протосостоянию, то есть, некоему архетипическому состоянию сознания, которое впоследствии порождает целый куст различных состояний сознания. То, что Гроф назвал перинатальной матрицей, мы можем рассматривать как архетипическую ветвь, дающую рождение большому количеству различных состояний сознания, которые проявляются во всех аспектах нашей жизни: наших взаимоотношениях, на работе, в отношениях с детьми, и так далее.

Раскладка примерно такая: первая матрица — это период от зачатия до начала схваток, вторая матрица — от начала схваток до раскрытия родового канала и начала продвижения по родовому каналу, третья матрица — это само по себе движение по родовому каналу до момента выхода, и четвертая матрица начинается, когда мы рождаемся и включает в себя все, что с этим связано. Если говорить образно, именно эта перинатальная динамика отражена в библейской истории об изгнании из сада Эдема, грехопадения, низвержения в ад, и обретения рая. То есть, раскладка примерно такая: первая матрица — это сад Эдема, первичный рай без знания добра и зла, безопасность, изобилие,- все, что только можно пожелать. Вторая матрица — это появление дуальности, разделение мира, грехопадение. Третья матрица — это ад, и, наконец, четвертая матрица — это возвращение в рай. Вначале мы поговорим об идеальных родах, а затем посмотрим, как меняется ситуация, и как начинают проявляться садомазохистские тенденции, когда в родах существуют определенные нарушения.

Если смотреть на раскладку по тем основным понятиям, на которых построен этот материал, — любовь, боль, сила, — то их можно привязать таким образом. Первая матрица — это, несомненно, любовь. Это, скорее, не любовь между двумя людьми, а любовь как нерасчлененное состояние, поскольку в первой матрице существует недуальное, нерасчлененное состояние. Во второй матрице, когда начинаются схватки, мы встречаемся с тем, что впоследствии можно назвать болью, то есть резкое повышение интенсивности физической, эмоциональной. Ребенок еще не знает слова «боль», он не знает, что такое боль, но мать, предположим, знает, и в этот момент ребенок воспринимает определенный набор сигналов, который мать и окружающие четко оценивают, означают как боль. То есть, во второй матрице мы встречаемся с болью. Но не только с болью. Мы встречаемся с силой, но еще не с полной силой, а с одним из ее аспектов. Что характерно для второй матрицы? Это возникновение в пространстве, которое мы еще продолжаем считать самим собой, некоей силы, воздействующей на то, что мы тоже еще продолжаем считать самим собой. Это очень интересный момент: с одной стороны, в этой фазе есть еще нерасчлененность сознания, то есть ребенок не разделяет себя и мать, он воспринимает ее и себя как единое существо, тем не менее какие-то зачатки, какие-то трещины в этом состоянии уже появляются, и сила, проявляющаяся в пространстве, воспринимается больше как внешняя. То есть, во второй матрице позиция силы — активная, а собственная позиция — пассивная. Родовой канал закрыт, деваться некуда. Существует сенсорная перегрузка, существует большое количество физических и эмоциональных сигналов; не совсем понятно, что делать. Не совсем понятно, куда идти, не совсем понятно, чего эта сила хочет. Она как бы существует сама по себе, ее существование несомненно, это сильно отличается от всего того, что было раньше, и мы ничего не можем сделать, кроме как просто воспринимать, терпеть это воздействие. То есть, наша позиция во второй матрице дает нам возможность познакомиться с пассивным аспектом силы, с тем аспектом, который дает нам впоследствии выносливость, терпеливость, терпимость, умение держать удар, умение общаться с силой, превосходящей нас, не убегая, не сваливаясь в безответственность, в детскость и так далее. Держаться.

В третьей матрице знакомство с болью углубляется. Мы встречаемся с новыми аспектами боли. При этом у нас начинают появляться очень любопытные связки. В третьей матрице впервые появляется некое «здесь» и некое «там», движение между точкой А и точкой Б. В первой матрице плод двигается, но движение и покой еще не разделены: вечное движение и вечный покой существуют одновременно, там нет точки отсчета, тем нет А и Б. В третьей матрице появляется некое А, где уже плохо, уже трудно, некомфортно существовать, — схватки, воды отошли… Есть некое Б, и в идеале там ждут, зовут, накормят, и все будет хорошо. То есть, в идеальных родах выбор между А и Б очевиден. Очевидно то, что нужно идти вперед, нужно рождаться. Наверняка большинство из вас вспоминали в процессах, что рождение — это как бы выбор между шилом и мылом, что и хрен редьки не слаще, что и здесь уже плохо, но и там совсем не ждут, и рождаешься не потому, что туда хочешь, а потому что здесь уже вот сейчас помрешь. Что уже приближает нас к нашей теме.

В идеальных родах мы движемся к цели, первой и тотально важной для нас цели: рождению как независимого существа. То есть, впервые в наш мир входит понятие движения от А к Б, некой цели, некоего направления. И нам больно в процессе. Таким образом, мы получаем некую связку, которая дальше в жизни реализуется так: «Чтобы достигать чего-то важного в своей жизни, нужно, чтобы было больно». Знакомая тема?

Дальше — больше. Мы движемся по родовому каналу и чувствуем, что больно матери. И, может быть, чувствуем, что весьма дискомфортно еще какому-то ряду людей. И мы получаем еще одну замечательную связку: «Чтобы достигать особенно важных целей в своей жизни, нужно причинять боль другим людям, особенно самым близким». Знакомая тема?

Третья связка. То изобилие, которое было у нас, когда мы существовали в утробе и получали все, что нам нужно, по пуповине, во второй, и особенно в третьей матрице кончается. И мы лезем по родовому каналу, пуповина уже может быть вполне не так хорошо работающей, и голодно! Мало того, что больно, мало того, что мы причиняем боль, — нам еще и голодно. И мы получаем третью замечательную связку: «Чтобы достигать важных целей в своей жизни, нужно себе в чем-то отказывать». Чтобы купить автомобиль, нужно три года не ездить в отпуск.

Эти идеи существуют на уровне неосознанных постулатов, то есть, многие люди живут, реализуя вот эти три вещи в своей жизни, абсолютно не подвергая их сомнению. Абсолютно не задавая себе вопроса: а может быть, и по-другому можно, может быть, можно и в отпуск, и автомобиль купить, или, может быть, можно боль не причинять ни себе, ни другим?

Тем не менее, во всех этих вариациях нашей игры с болью мы знакомимся здесь с новым, с активным аспектом силы. То есть, в третьей матрице мы впервые попадаем в активную позицию. Мы перемещаемся, у нас появляется возможность дергаться, дрыгаться, как-то менять свое положение. Хотя, конечно, основную роль играют схватки,- то есть, жизнь, природа, силы, ведущие нас. Но, кроме того, мы знакомимся с нашей собственной силой, трансформирующей наше состояние и состояние жизни вокруг нас.

Если все происходит хорошо, и мы рождаемся в воду, нас принимают любящие руки отца, нам не перерезают пуповину, а дают ей пересохнуть, нас сразу кладут на грудь матери, если все-все члены семьи нас ждали, и так далее, то в четвертой матрице действительно реализуется возвращение в рай, и снова реализуется любовь. То есть, наше путешествие имеет вот такую любопытную раскладку, — в идеальных родах. Что происходит в реальности? В реальности все происходит совсем по-другому. И это дает новый толчок к развитию нашей темы.

В неидеальных родах, в роддомовских родах, и вообще, в современной культуре зачатия и беременности первая матрица присутствует совершенно в другом виде. И ждут детей не так, и зачинают не совсем так, и с беременными женщинами обращаются совсем не так, — им надо работать, и вообще, беременность идет по графе болезней, надо ходить в больницу на осмотр… То есть, весь социум проникнут идеей, что беременность — это не вполне нормальное, часто нежелательное состояние, приносящее множество неудобств. Но, с другой стороны, первая матрица еще как-то остается, где-то далеко позади мы ощущаем ветерок сада Эдема. Где-то было что-то очень хорошее… А вот четвертая матрица исчезает полностью. И там, где у нас должно было быть записано «Память о возвращении в рай», у нас, оказывается, записано совсем другое: «Холодный ад». То есть, третья матрица — это все-таки ад действенный, горячий, в нем есть взаимодействие, в нем есть активность, в нем есть ощущение близости, хотя там есть боль, и страх, и многое другое. После того, как мы рождаемся и нам перерезают пуповину, и мы попадаем в состояние невозможности сделать первый вдох, а потом нас на несколько часов относят в полное одиночество. Недавно я узнал, что советская медицина создала такое понятие, как дом младенца. Это как ясли, только туда можно было новорожденных сдавать, — на много дней в полное одиночество, в холодный ад!

И вот это исчезновение возвращения в рай делает для нас невероятно интересную вещь, переворачивая нам эволюционный код на 180 градусов. То есть, у нормально рожденного человека направление достаточно четкое, он знает: «Да, пусть страшно, пусть больно, зато существует возвращение в рай». У человека, рожденного в роддоме, единственное эволюционное направление, которое чувствует его тело, это «Мамочка, роди меня обратно». Любой ценой вернуться в первую матрицу, потому что это — единственное место, где хоть как-то ощущалась любовь, единство, комфорт. В результате в различных ситуациях, особенно в важных жизненных ситуациях, наше тело подсказывает нам прямо противоположный выход. То есть, по сути дела, у нас напрочь сбит естественный интуитивный подход к направлению в жизни. То место, которое раньше для людей было обозначено интуитивным ощущением цели, — для нас обозначено страхом и сопротивлением. И, таким образом, здесь появляется некоторая рикошетирующая стена, то есть: достигать, так никогда и не достигнув. Потому что процесс — все, а достичь — смертельно опасно, результат процесса — холодный ад. И проявляется это в феерии феноменов; вы, наверное, замечали: вы уже подходите к цели, а потом делаете какое-то странное движение, принимаете решение, полностью разрушающее все предыдущие достижения. Либо вы цели все-таки достигаете, но вдруг чувствуете какую-то особую пустоту: «А хотелось ли мне всего этого? А почему я не радуюсь? Мне так этого хотелось, почему же мне сейчас как-то не так?» Это и есть феномен отсутствующей четвертой матрицы. И это рикошетом отбрасывает нас в переживания, характерные для предыдущих матриц.

Таким образом, перинатальная динамика закладывает в нас все необходимые компоненты, чтобы в будущем, реализуя второй перинатальный цикл, цикл второго рождения, мы попали бы в кольцо боли и страдания.

Один из самых замечательных примеров — это теория нарастания классовой борьбы при движении к коммунизму. То есть, чем больше ты идешь к четвертой матрице, тем тяжелее и страшнее тебе становится, а приходить туда ни в коем случае нельзя. Двигаться к коммунизму надо, а достигать нельзя, потому что это — смерть. И какую бы социальную, философскую и прочую, и прочую систему последних пятидесяти — семидесяти лет мы ни покопали таким образом, на перинатальной раскладке, эта динамика выявится очень четко.

Далее, после рождения мы реализуем эволюционный код в своем развитии, то есть, вся картинка повторяется. Та память тела, которую мы получили, пусть неполная, пусть искаженная, ведет нас дальше. И если вспомнить, как это происходило раньше, когда еще господствовала идеальная культура рождения,- общество структурировало свою жизнь очень четко по четырем перинатальным матрицам. При этом первая — это детство до пубертатного периода. Ту утробу, которую каждому из нас создавала мать в свое время, в этот момент создает семья и социум, окружая детей неким фильтром от физических и эмоциональных кризисов, — то есть, некоей утробой. Затем, вторая матрица — это пубертатный период, это подростковый период. На подростка резко повышается давление, его очень резко, жестко вписывают в социальные структуры. Обычно ритуал перехода от ребенка к подростку был достаточно болезненным и интенсивным,- и это уже тема связи боли и силы. Практически все инициатические ритуалы по переводу из одного социального статуса в другой, из одного возрастного состояния в другое были связаны с достаточно высокой степенью боли.

Вторая матрица, как ей и положено, длится недолго. Затем проводится еще один ритуал, переводящий подростка во взрослого, и этот ритуал еще более болезненный, тяжелый, и известно большое количество фактов, что всегда существовал процент отбраковки, какой-то процент подростков погибал в этом ритуале. То есть, ритуал действительно проходил на пределе интенсивности. И затем начиналась нормальная социальная жизнь. Очень интересно, что в этой мандале она описывается словом «ад». Я думаю, что многие из вас уже сделали это открытие в своей социальной жизни: работа, колесо обязанностей, — слава Богу, оно не бесконечное. В нем существуют определенные уровни, определенные задачи, которые особенно четко были определены в древнем обществе; очень красиво это было в Китае: ты вырастил старшего сына, ты передаешь ему свое дело — и свободен. И не просто свободен, а социум поощряет тебя идти в пещеру или в лес, в монастырь, к даосам, к буддистам, — куда угодно, но пожалуйста, обеспечь свое собственное возвращение в рай. То есть, с одной стороны, социум предоставлял большое количество возможностей для этого, а с другой стороны, будь любезен, этими возможностями пользуйся. Внеси свою лепту в социальный ад и возвращайся в свой личный рай.

Естественно, что вместе с тем, как в последние сто лет происходило утрачивание перинатального знания, одновременно напрочь разлетелась социальная структура; эти вещи очень тесно связаны между собой. И получился замкнутый круг: чем хуже рождение, тем хуже ведет себя то поколение, которое родилось, тем хуже оно рождает собственных детей, тем хуже ведет себя следующее поколение, и вот последние три — четыре поколения мы видим нарастающее разрушение всего. Утеряны инициатические ритуалы, ребенка не переводят в подростка, подростка не переводят во взрослого, а память об этом сохранилась, и подростки пытаются устроить себе самоинициацию. Самый простой способ — взять сигарету или спичку, и по руке! То есть, совершаются откровенно садомазохистские действия, которые являют собою очень ясные отголоски прежних инициатических ритуалов по обретению силы через боль. На одном из наших треннингов была барышня четырнадцати лет, из хорошей семьи московская барышня. И было, с одной стороны, конечно любопытно, а с другой стороны, откровенно страшно наблюдать, как совсем еще ребенок ставит себя в такие жесткие и опасные условия, лишь бы что-то в себе найти. Причем полностью отсутствует понимание, что именно найти, действует какая-то внутренняя совершенно слепая сила, и абсолютно нет людей вокруг, которые могли бы через это провести, поскольку этот бардак идет уже в нескольких поколениях, и толкает, ведет молодых людей в откровенно опасные ситуации.

Дальше мы встречаемся со схемой, которая уже совсем вплотную подводит нас к методу и технологии самой по себе садо-мазо-терапии. Что происходит, когда у недо- или неинициированнного взрослого, то есть взрослого только по форме, а внутри оставшегося ребенком, рождается ребенок? Ребенок, как бы плохо он ни рождался, обладает намного более целостным существованием, целостной волей, целостными чувствами, чем взрослый. И поэтому, — я наблюдаю это снова и снова и в себе самом, и практически в каждом, — недоделаный взрослый родитель рядом с ребенком чувствует себя откровенно неполноценным. Для него находиться рядом с ребенком почти невозможно. Даже если ты честно себе скажешь, что вот, воля кастрированная,- все равно жить с этим очень тяжело. И естественно, что больше всего хочется переделать ребенка по своему образу и подобию. И дальше начинается некая стандартная процедура кастрирования воли, а если говорить не образно, а формально — диссоциация третьематричного аспекта воли, диссоциация силы. Как она происходит?

Раньше, когда культура рождения и детства не была потеряна, родители и социум вылепливали утробу идеально четко. При этом внутри нее было абсолютно свободно, то есть, ребенок внутри определенных границ мог делать все, что угодно. А сами границы были очень определенными, но упругими, при подходе к таким границам ребенок не попадает в стену, об которую можно расшибиться, он скорее попадает в что-то очень упругое, которое пружинит и отправляет его назад. Причем часто так, что он сам этого не замечает. То есть, идеальная структура такова, что даже не требуется наказания и ругани, когда в социуме этот механизм настолько мягко встроен, что граница пружинит, и человек оказывается в некоем комфортном социально допустимом состоянии. Сейчас же происходит обратное. Первое, что родитель делает, желая приспособить ребенка под себя,- обустраивает его жизнь огромным количеством мелких абсурдных запретов. То есть, из текучей и свободной внутриутробная среда становится вязкой, как мазут. Ребенок начинает существовать в этих вечных «нельзя», «не то», «не так», «тише» и так далее. Причем, я проводил такие эксперементы, если начинаешь задавать родителю вопрос, почему нельзя, — он абсолютно не может ответить, жутко раздражается, показывает, что ты вмешиваешься в какой-то очень тонкий, хорошо замаскированный план. Ну, и посылает. Либо, если это человек честный и хорошо подготовленный, он в какой-то момент, исследуя эти многочисленные «нельзя», ужасается и приходит в полное недоумение этому механизму.

Но что происходит дальше? Когда ребенок начинает продираться сквозь этот деготь, его сила, яркость, творчество не могут проявиться так, как они проявились бы естественным путем, и в ребенке начинает разжигаться огонь бунта, огонь протеста, огонь раздражения, злости и так далее. И ребенок бунтует. И в этот момент, — что тоже жутко любопытно наблюдать,- родитель с ощущением выполненного долга наказывает ребенка. У родителя появляется облегчение: наконец-то можно наказать. Ребенок раз за разом попадает в такую ситуацию, что его активная творческая воля, сила оказывается, с одной стороны, связана с темами бунта, агрессии, непослушания, раздражения вплоть до ненависти, а с другой стороны — болью и страхом наказания. Получается такой бутерброд. Родители очень искусно производят связку нашей силы с темами агрессии с одной стороны и темами наказания с другой стороны. То есть, образуется такая вот молекула.

Ребенку совершенно невозможно нести это внутри, в теле. Ни ощущение собственной злобности и агрессивности, ни тем более, ощущение боли, наказания, то есть неодобрения родителей, божественных авторитетов. Это нужно вытеснить из тела, это нужно диссоциировать. И, таким образом, диссоциируя эти чувства, ребенок диссоциирует связанный с ними аспект воли, то есть, диссоциирует собственную силу. Тем самым процесс кастрации воли завершен на уровне семьи.

То, что не доделала семья, доделывает социум: детский сад, школа, институт и другие социальные заведения. С одной стороны, они окружают нашу жизнь огромным количеством каких-то вязких ограничений, которые ничего, кроме презрения и ненависти не вызывают. С другой стороны, любая попытка высунуться, даже не то, что высунуться, а любая попытка пассивного сопротивления, неучастия — «Кто воздержался?» — отслеживается и наказывается. То есть, расклад точно такой же. Сначала тебе сжимают утробу, делают ее вязкой, так что в ней становится совершенно невозможно существовать, а как только ты попытаешься взбунтоваться, тебя наказывают, и образуется точно такой же бутерброд.

Таким образом, мы получили уже не первое поколение людей, расщепленных по границе между второй и третьей перинатальной матрицей, у которых аспект пассивный, аспект жертвы находится внутри, а аспект активный, аспект силы, творца находится снаружи. И недоступен. То есть, наш эволюционный код, который Богом, жизнью, природой задуман как континуальный, непрерывный динамический код, как естественный переход из одного состояния в другое, превращается в набор диссоциированных состояний, каждое из которых превращается в потенциальную яму, в ловушку, в которую человек может попасть и застрять. Будь то в детство: «Я вас всех так люблю! Я белый свет вообще вижу по ночам, мне так хорошо живется, и вообще все прекрасно»; будь то в боль и страдание, в жертву: «Все вокруг виноваты, что мне плохо, а мне плохо, и плохо, и плохо! И назло всем плохо!». Либо в борьбу: «В борьбе обретешь ты право свое». Но достигать результата ни в коем случае нельзя, поэтому бороться нужно до победного уничтожения всех участников.

Вот и получается, что каждый из нас, рожденный быть кайфовым, интегрированным садомазохистом, превращается в скопище диссоциированных садистских и мазохистских субличностей. И не так страшен садомазохизм, поскольку он является инструментом, он является временным, проходным ключом. А страшен именно диссоциированный, ловушечный садизм и мазохизм, то есть, состояние, в которое человек попадает и закручивается в нем на долгое время. Причем неосознанно.
(продолжение следеет)

Serge de K · 11.06.2010 12:19:28

(продолжение и окончание )
3. Еще глубже в теорию

Существуют некие более тонкие аспекты темы. Такая психическая структура, как экзистенциальной вина — это то, что также приводит человека в область садо-мазо.

Что такое экзистенциальная вина? Это вина не за что-нибудь, что ты сделал или не сделал, а вина, связанная с самим фактом твоего отдельного личностного существования, то есть твоей экзистенции как личности. Именно в двадцатом веке личность обособилась полностью, стала реальным носителем сознания. Раньше носителем сознания было что угодно, только не личность: народ, общество, семья, церковь, род; только в двадцатом веке личность обособилась и экономически, и политически, морально и прочее и прочее, и стала действительно единицей сознания. Права личности стали осознаваться как первичные, определяющие все остальные. Так вот, этот уровень обособленности привел к еще большему нарастанию той самой экзистенциальной вины, то есть к ощущению отпадения от Бога, ощущению отдельности, выделения из единой для всех людей потоковой, голографической — не важно, как ее называть, — реальности. При этом компенсирующие механизмы оказались разрушены. То есть, ранее социум выработал замечательные компенсаторные механизмы такой вине: покаяние, исповедь, все эпитимьи, чтение молитв, изнурение себя различными способами. То есть, ритуальные наказания. Помимо наказаний за конкретные преступления существовал еще целый ряд экзистенциальных наказаний, ритуальных наказаний, которые просто служили средством компенсации, смягчения экзистенциальной вины. И в результате стало нарастать настолько мощное давление ответственности, давление отдельности, давление обособленности, что при разрушении компенсаторных механизмов, как бы трансцинденции этого давления, личность стала сыпаться, то есть люди стали совершать различные безумные саморазрушительные акты, чтобы снять с себя ощущение этой проклятости, ощущение экзистенциальной вины. Когда у человека нет более широкого контекста, в котором он может осознать свою личность, а давление нарастает, возникает ощущение безнадежности, отчаяния, что уже ничто не поможет, — значит все дозволено. Вот эта связка является одной из самых опасных, и она постоянно проявляется вокруг нас: «Что-то не так, уже ничто не поможет,- значит все дозволено». И поэтому дозированное внесение элементов ритуального наказания в жизнь человека осознается как очень важная задача. Мои собственные эксперименты с ритуальным наказанием оказались жутко благотворными. То есть, на физическом уровне ощущаешь себя легким, как будто действительно какой-то гнет этой вины снимается.

Мне представляется довольно забавным, что сейчас, в последние 30-50 лет происходили активные заимствования различных восточных, западных техник. Мы позаимствовали все, что могли: и медитации, и трансовые техники, и телесные техники, и прочее. А где, простите, бичевание? Я говорю сейчас не о социальной справедливости, а о процессе внутреннего развития. Почему медитацию мы позаимствовали, а различные формы самобичевания — нет? Наверное, в них тоже был какой-то смысл, раз они работали так сильно.

На уровне абстракций, тем не менее весьма реальных в нашей жизни, мне хотелось бы рассмотреть вопрос вязкости формы в современном мире. Плотность и вязкость форм за последние сто лет выросла неимоверно. То есть, раньше мир был намного более прозрачным. Как там жилось, мы можем только догадываться по литературным свидетельствам. Но форма сто, двести, не говоря уже о тысяче лет назад, была намного более прозрачная, короткоживущая, ее было меньше, а пространства, потока бесформенного, было больше. За последние сто лет мир уплотнился до безобразия. Достаточно походить по центру Москвы или любого другого крупного города, или любыми другими способами исследовать современную реальность, — мы обнаружим, что форма становится все более плотной, все более вязкой и душит. Естественно, что хочется извлечь атрибут Шивы, и на фиг порушить, расчистить пустое, чистое, прозрачное пространство вокруг себя. То есть, Шива как бы прохлопал, а Брахма как-то переувлекся по-стахановски. И наплодил огромное количество в массе своей ублюдочных форм. А Шива, санитар леса, то ли отвлекся, то ли в отпуск ушел, но он свою задачу не выполняет. Разве что появление СПИДа — признак того, что Шива, наконец-то, всерьез решил взяться за дело. Похоже, что это только первая ласточка.

Любое нарушенное равновесие восстанавливается, с какими бы неприятностями это ни было связано. Нарушенное равновесие между избытком формы и недостатком пустоты, бесформенности пространства, возникшее за последние сто лет, сейчас начинает восстанавливаться.

В ходе дискуссий с коллегами-психотерапевтами по поводу хаоса, формы и прочего я с удивлением обнаружил, что основная масса людей считает, что тот хаос, который существует в нашей стране сейчас, та текучесть, та изменчивость формы, та нестабильность — она вот-вот кончится. Вот-вот, сейчас, Ельцин выздоровеет, и все будет хорошо. И когда я сказал: «Ребята, это уже не кончится, лучше учиться жить в хаосе, в бесформенности, потому что мы никогда позже не обретем той стабильности, в которой мы выросли когда-то», — меня чуть не разорвали. Как будто я затронул что-то очень важное.

Аналогия здесь может быть такая. Великие физики Ньютон, Лаплас, построили столь стройное здание детерминизма науки, что все в мире представлялось четко определеннным, предопределеннным. К концу 19-го века наука искренне считала, что стабильное прочное здание построено. Но с появлением Энштейна эта стабильность исчезла навсегда и никогда не восстановилась. То есть, изменчивость, текучесть, многообразие научных теорий так возрасла в двадцатом веке, что они никогда уже не пришли не то чтобы к стройному зданию, а как бы и хижины не смогли построить. Наука современности — это поток.

Желание разрушить форму, восстановить равновесие формы и пустоты живет в каждом из нас. Очень многие разрушительные и саморазрушительные тенденции могут быть атрибутированы туда. Я могу сказать и по своим собственным наблюдениям, и по наблюдениям других людей, что многие вещи, которым мы пытаемся приписать биографическую либо перинатальную природу, обусловлены процессом происходящим еще на уровень глубже: общим процессом взаимодействия формы и бесформенного в нашей душе и в мире вокруг нас. И бесполезно компенсировать, и бесполезно, наверное, анализировать; то есть, имеет смысл произвести инвентаризацию личных обид, злости, раздражения и так далее, но достаточно быстро переходить на перинатальный и на более глубокий уровень, и находить свое место в потоке, в этом танце формы и бесформенного, в этом танце боли, силы и любви. Потому что на уровне личного взаимодействия эти задачи не решаются в принципе. То есть, их бесполезно решать, потому что силы, которые задействованы в этом процессе, — другого порядка, они не личностные, а заличностные, они сквозь личность воплощаются, они приобретают окраску нашей личности, они мимикрируют под какие-то личностные проблемы. Но по природе своей они являются более широкими и богатыми. Мы можем с ними спорить и бороться, и это приводит к большим неприятностям, намного большим, чем те, что мы пытаемся как-то там компенсировать. И мы можем найти им более красивое и естественное выражение.
4. В поисках силы

Поскольку игра концепций всегда должна быть глобальная, а действовать нужно локально, в разговоре о методах и практиках я хочу как бы свернуть все космогонические построения и вернуться к очень конкретной личной задаче, а именно к исследованию стыка между второй и третьей перинатальной матрицей как двух диссоциированных состояний, исследовать проход из боли в силу, проход из страдания в силу, проход из жертвы в силу и творчество. Этот проход, как вы, наверное, представляете по собственным попыткам, достаточно сложен, поскольку наша сила, активный творческий аспект воли, обмотана, приклеена с одной стороны к теме агрессии, бунта, сопротивления, протеста, раздражения, злости, ненависти и так далее, а с другой стороны она связана с болью, страхом наказания, неодобрения самых значимых фигур в жизни. С третьей стороны существует тема бесполезности обретения силы: поскольку отсутствует четвертая матрица, то в памяти записано, что и не нужна сила, от этого только хуже становится, от этого только ад продолжается. И мы оказываемся в трех почти безнадежных капканах. Пройти через них в силу очень сложно, потому что только четкое осознание того, что именно нас удерживает, почему мы боимся собственной силы, с чем ее обретение скорее всего будет связано, как с этим можно работать, — только такое осознание поможет сделать этот переход безопасным, минимально болезненным.

С одной стороны, мы находимся в очень невыгодной ситуации, потому что сила сцеплена с целым рядом внутренне сложных и социально неприемлимых феноменов. То есть, попытка искать силу внутри приводит человека в смятение, а снаружи он испытывает в мягком варианте неодобрение родных и близких, потому что он нарушает некое табу, нарушает некий запрет, очень глубоко запрограммированный в нашем сознании. С другой стороны, огромное преимущество нашей позиции состоит в том, что мы очень точно знаем, где искать силу, знаем, что она жестко зафиксирована, предельно точно известно, где копать. Мы заплатили своей болью и тяжестью расщепления, зато мы теперь точно знаем, где искать силу. Ее можно искать, с одной стороны, рядом с агрессией, с другой стороны, рядом с болью и с наказанием. То есть, как только мы цепляем одно из этих состояний, где-то рядом будет сила. Все, что нужно будет — это провести некий процесс дистилляции, чтобы сивушные масла отстоялись, а чистая сила осталась бы в теле. То есть, все процедуры, с которыми мы экспериментируем, имеют на локальном уровне очень конкретную цель: ощущение в теле такого качества, как активная творческая сила. Это не абстрактное, а очень конкретное телесное ощущение, вибрация. Есть определенные вариации для мужчин и женщин, но и в том, и в другом случае это ощущение является достаточно естественным. В поисках силы, в принципе, можно зайти с любой стороны: можно зайти, активизируя темы агрессии, бунта, раздражения, можно зайти, активизируя темы боли и наказания. В какой-то момент одна тема вытянет другую, что еще раз доказывает их сцепку. То есть, повышая физическую и эмоциональную интенсивность существования в определенном, четко простроенном контексте, в какой-то момент человек в собственном теле обнаруживает то, что он несомненно может назвать силой. В этот момент, и сейчас я уже могу сослаться на статистику, человеку становится абсолютно все равно, каким способом он туда попал.

Есть прекрасная книжка — «Руководство по просветлению для ленивых», один из ее тезисов таков: просветлению все равно, как вы в него попадаете. Вот и силе абсолютно все равно, как вы ее обретаете. Это вам не все равно, а силе абсолютно все равно. Она безличностна. Это для нас, для личностей, для окружающей среды важно найти ее экологическим и безопасным путем. Но в тот момент, когда мы ее обретаем, ощущение боли, несправедливости, унижения, агрессии, исчезает мгновенно. Те из вас, кто учавствовал в факультативах по садо-мазо-терапии, наверное, могут это подтвердить.
5. Очень важно — психофизиология!

Хотелось бы немного поговорить о психофизиологии садо-мазо-терапии. Что, собственно говоря, происходит в нашем теле в эти моменты, как это работает с точки зрения происходящего в теле. Все эти техники задействуют телесные механизмы, похожие на те, что задействуют и холотропное дыхание, и медитация, и динамические медитации Раджниша. И в двух словах об этом можно сказать так: это пробуждение, активация парасимпатической нервной системы. То есть, когда нас бьют по заднице, в теле просыпается парасимпатическая нервная система. Что это такое? В автономной нервной системе, или вегетативной нервной системе, периферической нервной системе, существуют две ветви, два крыла. Одно из них — это симпатическая система, она отвечает за напряжение в теле. Каждый раз, когда вы смотрите в тело и ощущаете некий набор мышечных напряжений, или, допустим, когда в холотропном дыхании вы входите в процесс, и у вас здесь скрючивается, там напрягается, так давит и так далее, — это как бы проявляется узор симпатической нервной системы. Этот узор является в определенном свойстве репрезентацией структуры личности, то есть, структура личности, эго, личного бессознательного закодирована в определенном смысле в симпатической ветви. А вот когда в конце процесса холотропного дыхания, или на четвертой фазе, фазе «Стоп!» динамической медитации, или в статической медитации после первых полутора часов вы начинаете чувствовать особое легкое движение, — часто это называют энергией, — или какой-то легкий ветерок, дуновение, расширение, вибрацию и целый ряд таких феноменов, — это и есть сигналы парасимпатической нервной системы. И в нашем теле это есть отражение определенного дисбаланса в нашем сознании: равновесие нарушено в сторону сигналов напряжения, боли, сжатия. То есть, когда мы смотрим в тело, нам легче заметить сигналы сжатия. Большая часть сигналов парасимпатической нервной системы имеет подпороговый характер. Когда мы смотрим вокруг себя, нам легче заметить отдельность, чем целостность. И это тоже есть отражение того же феномена. Что происходит во многих техниках, в том же самом холотропном дыхании, или в динамической медитации? Вначале химизм тела сдвигается так, что усиливаются сигналы напряжения. А потом в какой-то момент маятник качается в обратную сторону, и вы чувствуете: побежало, расширилось, потекло, стало тонким, прозрачным. А парасимпатическая нервная система дает нам пропуск в более глубокие слои сознания, которые закодированы в ней. То есть, когда мы качаем маятник в одну сторону, а потом он начинает идти в обратную сторону, на эту волну можно вскочить, и эта волна унесет в более глубокие трансперсональные слои сознания. То же происходит в сидячих медитациях. Вы садитесь, и чувствуете: болят ноги, спина, но в какой-то момент что-то раскрывается и течет. То же самое происходит при гриппе, простуде, любой болезни. Почему говорят: «Грипп — хорошо, чистишься»? Когда поднимается температура, мы начинаем чувствовать энергию так называемую, на самом деле это та самая парасимпатическая нервная система. Она является универсальным интергатором тела. То есть, когда эта волна пробегает, она встряхивает все разрозненные участки напряжений, и они становятся более резонансными, более когерентными, тело становится более целостным. То есть, я хочу сказать, что существует всего один, — я пока не видел исключений, — мета-механизм техник внутренней работы, если говорить на телесном языке: это маятник, качающийся между напряжением и расслаблением, между симпатической и парасимпатической ветвями вегетативной нервной системы. С технологической точки зрения самый простой способ вызвать эту волну — это надавать ремнем по заднице. Это самый дешевый способ ощутить контакт с трансперсональным слоем сознания. Теоретические построения, конечно, имеют определенное право на существование, определенный смысл, но на уровне техники все очень просто: запуская волну в теле, мы приходим к тому или иному уровню интеграции нашей личности. Вот это — самый обыденный пласт темы, самый конкретный и самый обыденный. Вы можете его наблюдать и проэкспериментировать с ним в собственном теле: что происходит при повышении интенсивности телесного сигнала в определенных областях тела, что происходит по всему телу, как эти волны идут, что вы чувствуете, что вам хочется, что вам не хочется, что произойдет после этого. То есть, с определенной точки зрения это очень прагматичный способ работы. И экспериментируя с этим, я подумал, что очень плохо, что мы взяли очень много сложных техник из восточных культур, из религиозных культур, — и мандалы, и различные сложные медитации, отождествления, разотождествления, но вместе с там обошли такой простой способ, как самобичевание. КПД очень высокое.
6. Правила построения контекста и разнообразие форматов в практике садо-мазо-терапии

Теперь о контексте: эту тему необходимо обговаривать достаточно подробно. Первое требование, предъявляемое к такого рода работе, — это достаточно высокая степень ритуализации или театрализации происходящего при сохранении осознания ответственности. Почему так? Ритуализация требуется по нескольким причинам. Во-первых, она задействует более глубокие слои сознания, а именно те, на которых разыгрываются все эти перинатальные или экзистенциальные темы. Если мы остаемся чисто формально в рамках личности, то есть в рамках традиционной паратипопсихотерапии, — то да, эта работа бессмысленна, и да, эта работа опасна, потому что личность совершенно не может ни осознать, отрефлексировать, ни интегрировать, ни использовать эти энергии. Она может сделать это, только погрузившись в более широкий, заличностный, ритуальный или игровой контекст. При использовании ритуального контекста мы активизируем третью матрицу, в игровом контексте активизируем первую матрицу, а вещи эти в каком-то смысле симметричные, то есть игры детей и ритуалы взрослых имеют очень похожие структурные элементы. Это очень важно использовать. Это, в частности, немножко расслабляет гиперответственность личности.

В ритуале возникает равновесие между «Я делаю» и «Со мною происходит». Ритуальное пространство основано на равновесии этих двух сил. И то, и другое является опасностью. Если человек в такой работе переходит полностью на сторону «Я делаю», то это — опасность своеволия, маньячества и так далее. Существует реальная опасность заиграться. Хотя на практике она пока не реализовалась, наверное, это возможно. Поэтому каждый участник должен периодически спрашивать себя: «Что я чувствую, что я делаю, и хочу ли я действительно делать то, что я сейчас делаю». Вот такая постоянная экологическая проверка необходима, чтобы не уйти слишком далеко в первую матрицу.

Если человек в такой работе полностью переходит на сторону «Со мною происходит», то есть отдается, теряя личное участие, личную вовлеченность, то это другие опасности, это подчинение, рабство, еще большая активизация комплекса жертвы: «Будь что будет, я отдамся потоку и буду чувствовать или терпеть до бесконечности». Это не имеет смысла. Все, что происходит в такой работе — это отнюдь не упражнение на терпение, и не выяснение собственных границ. Хотя в процессе границы тоже будут выясняться, но опять-таки, очень важно сохранять личное присутствие. Как ведущими, так и участниками должно поддерживаться нескатывание в одну или в другую сторону. Это мне представляется неким эквивалентом переноса и контрпереноса, о чем меня часто предостерегают в связи с этой работой. Мне кажется, что в такой работе имеет смысл учавствовать людям, как-то подступившим к границе. То есть, для человека, живущего в первой или в начале второй матрицы, эти задачи просто неактуальны, и вовлекать его в такую работу было бы действительно преступлением, ошибкой. Если человек подходит к этой границе, то он с необходимостью обладает определенным уровнем осознания, просто чуть-чуть поставив ему ритуальную технику, мы решим проблему переноса-контрпереноса.

В процессе с неизбежностью будет возникать взаимодействие тем терапевта и участника. То есть, терапевт здесь переходит из одной парадигмы в другую. Потому что еще один важный принцип — это участие и ответственность каждого человека за создание формата для себя. То есть, никакой формат, никакие конкретные методы и способы не навязываются. И здесь тоже присутствует интересная перекличка с перинатальной динамикой, потому что на самом деле мы привыкли рассматривать ребенка как полностью пассивное существо. А вот духовные акушеры часто говорили мне о том, что, на самом деле, именно ребенок определяет, как все происходит. В каком-то глубинном смысле, это ребенок определяет все происходящее. Вот так же важно, чтобы человек, находящийся в центре, в фокусе интенсивности, определял бы все происходящее с ним.

Вот эту позицию — «Я сам играю, я сам это придумал», — очень важно поддерживать в пределах исследуемой темы. Существует зона, в которую имеет смысл попадать. Эта зона определяется так: «Любопытно и чуть-чуть страшно». Здесь будет много возможностей для удовлетворения собственного любопытства. Это самая эволюционная зона. Дети развиваются именно так: они всегда идут туда, где им любопытно и чуть-чуть страшно, они никогда не загонят себя туда, где им страшно по-настоящему. Идти стоит туда, куда вам хочется, потому что наше тело, чувства дают нам идеальную безопасность.

Часто бывает так: мы принимаем решение идти менее простым путем, чем обычно. А встретившись с трудностями, мы пугаемся и начинаем ругать злую судьбу и людей, которые якобы не дают нам идти дальше. И забываем при этом, что сами выбрали условия игры. И в таких случаях достаточно бывает просто вспомнить, что —«Я сам играю, я сам это придумал», как и обстоятельства, и люди превращаются из ваших врагов в друзей и помощников.

Вот это состояние: «Я сам это придумал, я это творю, мне это интересно, мне это любопытно», очень важно сохранить даже когда интенсивность будет повышаться, в те моменты, когда не всегда будет легко просто играть. И тогда можно подключать ощущение ритуальности, то есть, определенный внутренний ритм, ощущение пространства, ощущение общности с группой. Каждая группа — как бы коллектив исследователей, и очень важно поддерживать друг друга в исследовании этого пространства, создавая для человека, который будет находиться в фокусе внимания и интенсивности максимально благоприятные условия для исследования его собственных зон энергии, границ, силы. И вот эта точка равновесия между игрой, ритуалом, иссседованием, реальным, серьезным чувством и ощущением в теле, — создаст то пространство, в котором будет легко, просто, ясно, будет много происходить, будет легко интегрироваться.

Имеет смысл сохранять внутреннее равновесие в любом случае; даже если вы желали что-то получить, а этого не произошло, не стоит прилагать чрезмерных усилий. Есть какой-то шаг личности, какой-то ответ жизни. Если они не согласуются, имеет смысл попробовать другой шаг.

Следующий очень важный принцип: ваше личное творчество. Поскольку мы исследуем именно стык второй и третьей матриц и способ доступа к активной творческой воле, то единственное, что имеет смысл, это собственное творческое определение тех форматов, тех игр, в которые вы будете играть. Будет некое пространство, в котором вы можете попробовать разные варианты, разные позиции: активную, пассивную, наблюдателя, советчика, исполнителя и другие. Имеет смысл провести себя по всем позициям, чтобы со всех точек зрения ощутить все происходящее.

Следующий вопрос — вопрос устойчивости и стабильности рабочей зоны, рабочего пространства. Когда я начинал эту работу, мне казалось, что эта зона будет очень узкая, что с одной стороны ничего не будет происходить, а потом как начнется, как разнесет, и нужно будет у людей ремни отнимать! Оказалось — ничего подобного, рабочее пространство оказалось на удивление стабильным и широким. То есть, от тех границ, когда уже что-то начинает происходить, до тех границ, когда люди чувствуют, что пора снижать интенсивность, останавливаться, — между ними очень широкое пространство, где можно освоиться, очень многое почувствовать, исследовать, найти, и прочее, прочее.
7. Рекомендации по использованию ремня

В тех форматах, где основным инструментом является ремень, есть две рабочие зоны — это ягодицы и зона между лопаток. Они обладают разным архетипическим доступом. Работая с ягодицами, вы будете попадать в области трансперсональных, перинатальных переживаний. Зона между лопаток — это вход в травматические ситуации вашей жизни после рождения. Поэтому работа только с двумя этими зонами уже даст много хорошего материала.

Существуют подручные, разнообразящие опыт средства. Можно попробовать делать это, стоя у стены, или через коленку, или сопровождать битье словесным воздействием, грубым или ласковым.

Важен постепенный вход. Начинать необходимо с разминки, поглаживания, и постепенно усиливать воздействие. Когда интенсивность будет максимальной, начнет подниматься личностный материал, детские воспоминания, — очень важна позиция наблюдателя. Не стоит увлекаться и глубоко уходить в эти переживания.

Инструмент является, в каком-то смысле, продолжением руки. А в каком-то смысле — самостоятельным существом. С ним можно взаимодействовать, как с существом, танцевать, и в этом танце находить определенный смысл. Небрежный танец принесет ненужную боль; танец точный, красивый даст очень много, почти не потребует платы.
8. Осознание цели

Пожалуй, самое главное в садо-мазо-терапии — это четкое осознание того, что сама по себе эта работа не имеет никакой ценности, и как только человек начинает рассматривать ее как самоцель, она становится опасной. Имеет смысл держать линейный контекст происходящего, то есть помнить, что это не просто группа людей, собравшаяся оттянуться, хотя в том числе и это. Или отпустить самые темные стороны своей души, хотя в том числе и это. С одной стороны тебя ждет сила, любовь, и там можно будет навсегда забыть про садо-мазо-терапию, а с другой стороны, мы всегда можем вернуться в детство, в другой вариант любви, то есть, в первую матрицу. Поскольку все происходящее в этой работе — это феномены второй и третьей матрицы, кратковременные по отношению к первой и четвертой, то и нужно их рассматривать в таком контексте. Нужно помнить, что вся эта работа служебная, временная, промежуточная,- какая угодно, но только не имеющая самостоятельного постоянного существования. То есть, смысл этой работы — пройти сквозь нее. А существует вполне определенная цель, как когда гонят самогон. То есть, первый прогон — невкусный, в нем много примесей сивушных масел и прочего. Но существует вполне определенная цель: это чистая, как слеза, вкусная жидкость, получаемая в конце. При правильном прогоне она получается вкусной.

Как вы понимаете, это — один из возможных способов описывать происходящее. Мне хочется дать вам несколько вариантов, чтобы каждый из вас смог выбрать что-то свое. То есть, для кого-то это будет возможностью встретиться с болью внутри, для кого-то — безопасный способ выразить свою агрессию, найти контакт с той энергией, из которой она рождается. То есть, вы помните, что агрессия — не самоцель, а встреча с источником энергии и интеграция этого источника является целью. Для кого-то это будет чисто практический инструмент типа чистить зубы по вечерам, то есть некий элемент телесной интеграции; для кого-то — ритуал, для кого-то театр. И чем больше возможных контекстов у вас будет, тем легче вы можете найти свое место в этом театре, в этом процессе.

Тот опыт, который был у нас при использовании этих критериев, привел к очень хорошим результатам. Мы очень подробно отслеживали, что происходит с людьми сразу после, что происходит с людьми на следующий день, что происходит с людьми через неделю, через месяц. И практически все было интегрировано сразу, а если не сразу, то на следующий день. Кто-то сделал шаг назад, сказав: «Я понимаю, но это не для меня», но большинство людей спокойно, трезво, осознанно интегрировали элементы этих техник в свою личную социальную жизнь.

Я постоянно пытаюсь отследить, не обольщаюсь ли я. Но я совсем не чувствую тревоги и опасений и каких-то опасностей в этой работе. Она оказалась на удивление безопасной.

Несколько слов об общих принципах ассоциации диссоциированных состояний, то есть, как вводить в тело то, что из него было в какие-то моменты вытянуто. В начале пути мы вваливаемся и вываливаемся из состояния в состояние, то есть, мы переключаемся, переключаемся, переключения нами не отслеживаются, мы можем только обнаружить, что: «Ой, я уже здесь!». А как я сюда попал, как я оттуда ушел — совершенно непонятно, вот это — признак диссоциированных состояний. Постепенно в ходе работы человек как бы начинает протаптывать тропинку между разными состояниями. Вначале эта тропинка еще очень узкая, достаточно нестабильная, там расставляются флажочки. Но постепенно она натаптывается, и по ней можно уже ходить осознанно и без использования искусственных приемов, как, например: чтобы друг друга полюбить, нужно сначала поссориться, а потом помириться и день чувствовать нежность и любовь. Вот это типичный потайной вход в определенное состояние: сначала поссориться, потом помириться. И, наверное, для вас не секрет, что структура сознания устроена так, что наши самые приятные навыки и умения связаны с максимальным количеством боли. Как компенсаторные механизмы вокруг каких-то личностных ран мы накопили нечто очень приятное и полезное, но войти туда мы можем только потеребив эту ранку. И эта зловредная ассоциация постепенно расщепляется, расщепляется проходом туда-сюда, постоянным укоренением этого в теле.

Высокий Господин · 11.06.2010 14:58:03

Серж перенёс тему библиотеку

#1 11.06.2010 12:16:01

"Что есть страдание — мост или пропасть?"

#2 11.06.2010 12:19:28

Re: "Что есть страдание — мост или пропасть?"

#3 11.06.2010 14:58:03

Re: "Что есть страдание — мост или пропасть?"

Подвал раздела