Вчера почтальон Печкин разнес почту. Здание ремонту и восстановлению не подлежит.

Хогтай (от англ. hogtie — "связывание по рукам и ногам") —
американское слово означающее связывание по ногам (для животных) или по рукам и ногам (для человека). Синоним в русском языке: "стреноживание".
В тиклинге хогтай чаще применяется, когда большее внимание тиклер желает уделить щекотанию ступней

Техника связывания :

Тикля ложится на живот. Ей связываются ноги в щиколотках, затем, за спиной, руки в районе запястий. Затем руки и ноги притягивают друг к другу с помощью третьего крепления, обычно цепляющегося за узлы на руках и ногах. Если всё было сделано правильно, а для связывания использовались надёжные материалы, шансов на самостоятельное освобождение нет и тикля полностью подчинена тиклеру.

Лёгкий хогтай:

"Лёгкий" Хогтай - Лёгким или свободным хогтаем называют позу, когда конечности тикли стянуты не туго и у неё есть возможность шевелить ими, например, отклонять ноги в сторону не наклоняя корпус и не причиняя боли рукам. Чтобы добиться этого крепление стягивающее руки и ноги должно быть достаточно длинным, но так чтобы ноги были согнуты в коленях и тикля не могла бы их выпрямить.

Жёсткий хогтай:

Жёстким хогтаем считают позу, когда тикля практически неспособна шевелиться: движения либо вызовут боль, либо невозможны. Эффект достигается за счёт максимального притягивания рук к ногам и дополнительного связывания: руки прижимаются к друг другу в области локтей, а ноги в районе икр и бёдер.

Пример жёсткого хогтая:

Важную роль играет физическая подготовка тикли: если у неё хорошая гибкость, тогда можно добиться того, чтобы кисти рук касались щиколоток. Не стоит доводить до этого людей с меньшей развитостью связок. Но у жёсткого хогтая есть маленький секрет для тех случаев, когда растяжка тикли оставляет желать лучшего, а связать надо крепко: перед связыванием под грудь тикли подкладывают большую подушку. Она приподнимает тело и позволяет лучше прижать ноги к рукам. После закрепления последнего узла подушку убирают.

Связывание пальчиков:

Так как хогтай применяется в первую очередь для щекотания ступней часто большие пальцы стоп связывают (скрепляют стальными насадками на пальцы), что мешает тикле поджать пальчики, снизив чувствительность подошв. Иногда этот узел привязывают к узлу на щиколотках, натягивая кожу ступней.

Средства бондажа :

Так как тиклинг сопряжён с активными движениями тикли связывание должно не только решать свою основную задачу, но и быть безопасным (не пережимать сосуды, не травмировать кожный покров). Кроме того, бондаж не должен мешать тиклеру. Важно: тиклер обязан следить за реакциями организма связанного партнёра и при возникновении отёков и/или посинения каких-либо частей его тела незамедлительно ослаблять узлы вплоть до полного освобождения.

Средства бондажа могут быть подручными, т.е. сделанные из бытовых товаров, а также специализированные, изготовленные специально для связывания (продаются в магазинах интимных товаров).

Подручные материалы:

Верёвка — самое распространённое средство для связывания, а вместе с тем и одно из самых опасных и не всегда удобных. Во-первых, при не умелом использовании верёвки могут оставить следы на коже, либо привести к отёкам. Во-вторых, сделать правильный узел не самая простая задача и во время процедуры он может ослабнуть и освободить тиклю.
Шёлковая лента — очень распространена среди профессиональных тиклеров не имеющих специальных средств для бондажа. Если она была правильно намотана на запястья или щиколотки, без заминаний, то ни при каких обстоятельствах узел не ослабнет, не оставит следов и не пережмёт кровеносные сосуды. Порвать шёлковую ленту практически нереально.
Галстук — также может быть полезен для бондажа. Аккуратно обмотанный вокруг, например, запястья он создаёт широкий прочный узел, и не приводит к негативным последствиям. Порвать галстук тоже почти нереально, а это означает, что шансов на незапланированное освобождение у тикли не остаётся.
Ремень — отлично подходит для бондажа. При помощи замка можно регулировать силу натяжения, которая останется неизменной. Однако в некоторых случаях и ремень во время сеанса может сместиться и даже перегнуться и врезаться в кожу. Особенно если тиклер неверно разместил пряжку или неправильно его закрепил.
Специализированные средства

Наручники.
Колодки.
Фиксаторы для ног и рук.

Виды бондажа при хегтае:

Так как бондаж в тиклинге должен не просто лишать тиклю возможности двигаться, но и сохранять для тиклера доступ к необходимым зонам щекотки, в тиклинге сформировалось несколько классических способов фиксации решающих обе задачи. Мы их разделили на горизонтальный и вертикальный бондажи, что определяется позой, которую занимает тикля, а также добавили раздел "Особый бондаж" с собранием менее распространённых и более трудоёмких способов связывания.

Горизонтальные
Звезда
Тикля лежит на спине или животе, её руки и ноги разведены в стороны и привязаны к четырём углам кровати. Возможность сопротивления сведена к нулю при максимальной доступности большинства щекотливых зон, включая все основные.

"Лёгкий" Хогтай - Стрела или хогтай
(от англ. hogtie: "связывание по рукам и ногам") Тикля лежит на животе, руки и ноги связаны и притянуты друг к другу за спиной. Чаще хогтай применяется любителями экстремального тиклинга предпочитающим щекотку ступней, т.к. только они доступны полностью. Большинство щекотливых зон полностью или частично недоступны. Кроме того почти всегда при такой фиксации у тикли затекают руки, а иногда возникают болевые ощущения в области запястий, не считая того, что после освобождения несколько минут руки плохо слушаются команд.

Прямая линия
Тикля лежит на спине или животе, ноги связаны вместе и руки связаны вместе, словно оковами. В некоторых случаях ручные и ножные оковы привязывают, например, к спинкам дивана. В этой позе человек вытянут в прямую линию и этим обусловлено название. Плюсы: малая вероятность отёков и сбоев в бондаже, доступны многие щекотливые зоны.

Колодки
В России мало распространённый способ из-за сложности хранить дома незаметно колодки. В остальном колодки идеально подходят для тиклинга. Они позволяют надёжно фиксировать тиклю без риска возникновения физических увечий, могут быть использованы в различных позах и многое другое.

Вертикальные
Когда тиклер предпочитает щекотку верхней части тела ногам и ступням, тикля может быть связана стоя. Это упрощает доступ к её щекотливым зонам.

Особые
Основная статья: Особый бондаж
Привязывание к стулу
Тикля привязывается к креслу или стулу. Поза зависит от конструкции выбранной мебели, её прочности и умения тиклера. Чаще всего руки заведены за спинку, где связаны вместе, а ноги за щиколотки привязаны к ножкам.

Подвешивание

Что надо знать о бондаже
1. Нельзя перетягивать кровеносные сосуды на руках и ногах более чем на 1 час, это может привести к отмиранию тканей. Длительность первых опытов с бондажом лучше ограничить 10 минутами.

2. Будьте осторожны при использовании ошейников!

3. При отсутствии опыта связывания лучше использовать легко режущиеся средства фиксации, а перед процедурой положить на видное место ножницы или нож. В случае острой необходимости они помогут быстро освободить тиклю.

4. Если конечности затекли (характерные признаки: отекание, синеватый цвет), освободите их и разотрите.

Недостатки хогтая:

При хогтае практически всегда затекают руки, а иногда возникают болевые ощущения в запястьях, особенно если они плохо связаны и скреплены стальными наручниками.
Скрыты или частично недоступны многие зоны щекотки.

Важно!

Хогтай относится к опасным способам связывания. Поэтому никогда не оставляйте связанного таким образом человека без наблюдения; максимальное время, которое он должен проводить в такой позе не должно превышать 20 минут (для начинающих — 10); сразу развязывайте тиклю, если она жалуется на боль в руках или ногах.

------------------------

Тикля (от англ. произношения слова ticklish - "боящийся щекотки" или глагола tickle - "щекотать") - тот, кого щекочут. В отличии от слова "тиклер" тикля может склонятся в русском языке: тикль - мужчина и тикля - женщина. Однако наиболее распространено слово "тикля", относящееся к обоим полам.

Источник — ticklish.ru

автор:
Галустян Ольга

Место садомазохизма в перверсиях: размышления на тему разрушения реальности.   

Janine Chasseguet-Smirgel

Резюме

Автор обобщает и высказывает свою точку зрения на перверсии (о которых говорилось в нескольких ее книгах и статьях). Для автора все перверсии, независимо от их содержания, развиваются на анально-садомазохистском фоне. Их цель - разрушение реальности. Реальность, с точки зрения психосексуальности, может быть определена, как результат существования отца, разделяющего мать и ребенка. Это можно сформулировать по-другому: реальность - это признание разницы между полами и поколениями. Или еще таким образом: матери и отцу свойственна сексуальность, направленная на воспроизведение потомства, а ребенку - нет. Это приводит к мысли, что разрушение реальности - это крах отцовской вселенной. Также приводятся описания клинических случаев. Центральным мотивом одного из них является, например, убийство старика, который репрезентирует не только отцовский эдипальный образ, но и саму реальность. Этот случай в наглядной форме иллюстрирует убийство отца и, соответственно, раельности, совершенное извращенцем, когда он разрушает отцовское измерение психосексуальности, регрессируя на анальную садомазохистскую стадию.

Я не собираюсь касаться ни общетеоретических вопросов, связанных с садизмом и мазохизмом, ни вопроса, что из них первично или как они соотносятся с инстинктом смерти. Мне представляется более важным изложить мои собственные гипотезы, какими бы несовершенными они ни были, и двинуться дальше, опираясь на это. Данная работа включает мои дополнительные рассуждения, с которыми более детально можно ознакомиться еще в нескольких трудах, в основном в работе "Творчество и перверсия".

Прежде всего, я хотела бы подчеркнуть, что за время своей практики я ни разу не сталкивалась со случаями извращения, которые были бы лишены садомазохистских элементов, даже если их присутствие в клинической картине прослеживается неявно.

Подробное рассмотрение любого случая фетишизма, таким образом, безусловно обнаруживает садомазохистские элементы. Давайте, например, рассмотрим случай, описанный Гловером, который, по-моему, до сих пор является одним из наиболее ярких описаний извращений, в основном фетишизма, во всей психоаналитической литературе. Вкратце, смысл в следующем: в процессе ритуала фетиш - туфли на высоком каблуке, желательно белые, болжны быть испачканы и разодраны. После мастурбации пациент со злостью отбрасывает их, восклицая:"А теперь пошли к черту!". В то же время, его возбуждает мысль о том, что ноги в туфлях (твердый предмет в полом) взаимно причиняют боль друг другу (это только один из садомазохистских элементов в материалах этого пациента).

Жан-Жак, один из моих собственных пациентов со сложной клинической картиной, продемонстрировал большое разнообразие садомазохистских  приемов. Во время полового акта, он обычно привязывал свою жену вереакой к кровати, используя при этом множество других фетишистских действий. Его первым партнером гомосексуалистом был мужчина без ноги. Его искусственная нога использовалась для того, чтобы наложить запрет на генитальный пенис. Как я утверждала в работе, посвященной анализу "суррогатов" (1984), имитация, а искусственная нога является имитацией, анальны по своей природе. Цель - вновь обрести вселенную, описанную Фрейдом, в которой объекты и эрогенные зоны анальной фазы являются прообразами объектов и эрогенных зон генитальной фазы". Кал предвосхищает пенис, анус заменяет вагину, первичная сцена редуцируется до фекалий в анусе, расставание с экскрементами является прототипом кастрации, а сам процесс дефекации ассоциируется с актом рождения ребенка. После того, как достигается стадия генитальности, эти предшественники, относящиеся к анальной фазе, становятся не более, чем жалкой имитацией, подобно тому, как протез претендует на полноценную замену настоящей ноги. К тому же, возбудение пациента калекой является абсолютно садистским по природе. Однако в переносе доминировали мазохистские провокации (напрвленные на пробуждение моего садизма по отношению к нему), но к этому механизму мы еще вернемся.

Вместо того, чтобы останавливаться на садомазохистском содержании извращений, я буду исследовать сущность их природы.

Моя гипотеза состоит в том, что даже когда садистское или мазохистское содержание не очевидно, фоном перверсий, на котором принято рассматривать различные содержания, всегда является садомазохистским.  В данном контексте мои взгляды совпдают с точкой зрения  Столлера (1975), который считал перверсии эротизированной формой ненависти. Целью является претворение в жизнь фантазийного акта мести, в котором детская травма трансформируется в триумф взрослого человека.

Однако, я полагаю, что концепция Столлера, тем не менее, дает нам объяснение содержимого перверсий, несмотря на обобщение, благодаря которому содержание перверсий рассматривается как выражение единого механизма.

На самом деле я считаю, что перверсии вытесняют со сцены генитальную строну сексуальной жизни человека, или, иначе говоря,  сама идея фертильной, связанной с деторождением,  сексуальности взрослых людей, т.е. сексуальность родителей, отрицается и аннулируется.

Ненависть извращенца направлена на саму реальность в общем, в целом, как таковую. По существу она состоит из различий, как я уже отмечала прежде в работах (1973), (1982), (1984в),(1984с), а именно различий между мужчиной и женщиной, ребенком и взрослым, между возникновением потребностей и их удовлетворением. Вкратце, для маленького мальчика (я буду придерживаться мужской линии)1, принятие реальности состоит в признании необходимости ждать своей психосексуальной зрелости для того, чтобы удовлетворить взрослую женщину (замещающую его мать) и дать рождение ее ребенку. Это означает принятие необходимости взрослеть, развиваться и идентифицироваться с отцом для того, чтобы подобно ему стать обладателем зрелого генитального пениса. Это означает признание того, что, отец наделен прерогативой, которую ребенок получит в своей жизни позже. Это принятие того факта, что генитальная первичная сцена и способность взрослых к воспроизводству потомства недоступна ребенку.

В этой связи я полагаю, что зависть к пенису (зависть к пенису своего отца) является нормой для маленького мальчика, так же как и сопровождающее ее неосознанное желание гомосексуального воссоединения, целью которого является интроекция сексуальных атрибутов взрослого мужчины. Это отражает важную ступень в психосексуальном развитии мужчины, которая рассмотрена в работе З.Фрейда 1909 года «Маленький Ганс», где описана история водопроводчика, а затем проработана в ходе психоаналитической терапии. В случае перверсий, наоборот, подобная зависть к половым органам отца отрицается. 

Соглашаясь с мнением Ференци, я полагаю, что в основе инцестуозного желания лежит желание вернуться в утробу матери. Таким образом, предшественником полностью развитого классического Эдипова комплекса является, по моими предположениям, врожденное и непосредственное желание убрать со своего пути все преграды, мешающие возвращению во внутриутробное состояние. Такими преградами являются отец, его пенис, еще не родившиеся дети. Реальность такова, что после рождения, ребенок не имеет возможности вернуться в тело матери. Желание разрушить все преграды на пути к возвращению в тело матери я назвала архаичной формой Эдипова комплекса.

В «здоровых» или невротических случаях, парциальное вознаграждение и удовлетворение, которое доставляет ребенку мать или заботящиеся о нем люди, приводит к тому, что ребенок начинает стремиться к новым возможным способам получения удовлетворения, и это помогает ему развиваться без жесткой фиксации на какой-либо фазе. Таким образом, он продвигается к Эдипову комплексу и генитальности. Результатом  данного процесса является то, что ребенок в качестве модели идентификации выбирает своего отца, переживая чувство соперничества и одновременное обожание отца.

Если мать порочит и оговаривает отца, или, используя выражение Бака (1968), делает из него «аутсайдера», если отец постепенно отступает на задний план и привыкает к такому статусу, или, наоборот, ведет себя жестоко, вульгарно, по-садистски и угрожающе, то в таком случае ребенок становится фаворитом матери, ее утешением и надеждой. В обоих случаях генитальность отца признается недееспособной, и мать поддерживает в своем сыне иллюзию того, что он,  будучи ребенком, со своим детским пенисом, является удовлетворяющим, даже идеальным сексуальным и нарциссическим партнером для нее, вызывающим чувство гордости. У такого ничтожного, или грубого и отвратительного человека, каким является его отец, нет ничего, чему он мог бы завидовать. Такая констелляция приводит к возникновению перверсий и переворачиванию шкалы ценностей, которая возникает в ходе нормального психофизиологического развития – продвижения к фертильной сексуальности взрослого человека. Извращенец наоборот ставит на первое место прегенитальность, а не генитальность, ценит инфантильную сексуальность выше, чем сексуальность зрелую.

Такая перестановка равна разрушению реального мира. Здесь мы находим основное объяснение неизбежному садомазохистскому происхождению всех перверсий. Данная инверсия оправдывает принятие сочинений маркиза де Сада в качестве определенного базиса или основы, которая способствует пониманию не только садизма, что является само собой разумеющимся, но и пониманию перверсий в целом, которые, благодаря рассмотрению в таком свете, становятся более доступными.

Я собираюсь коротко рассмотреть это разрушение реальности с двух сторон: садистской и мазохистской. Отправной точкой станет краткое изложение вопросов, касающихся этой темы, из моих прошлых работ (1973), (1978),(1984 б), целью которых было показать, что регрессивная характеристика перверсий является анально-садистской. Затем мы поговорим о проблеме мазохизма, связывая его с теми же попытками разрушения реальности.

Анально-садистская регрессия перверсий и убийство старика

Не раз я обращалась к работам Маркиза де Сада для подтверждения своих собственных гипотез. Попросту говоря мир де Сада представляет собой разрушение, хаос, мешанину, упразднение ценностей, мир, где все поставлено с ног на голову. Я уже подчеркивала, что подобное состояние мира равносильно истреблению генитальной стадии развития, которая основана на существовании различий и наличии шкалы ценностей. В то же время, это мир, созданный как двойник Библейского мира, основанного на разделении, сепарации и дифференциации.

В работах де Сада эрогенные зоны стали взаимозаменяемыми: акт дефекации происходит в рот и вагину; молоко вводится в анус и т.д. Вагина женщины вызывает отвращение (отталкивающая) и она подвергается содомии (она уподобляется мужчине). Мужчина подвержен проникновению (мужчина уподобляется женщине). Дети вступают в брак. Мальчики одеты в женскую одежду, а девочки – в мужскую ("противоположная мода" - словами де Сада). Дети занимаются сексом с пожилыми людьми. Мать, дочь, сын, сестра, брат и отец подвергаются изнасилованию. Происходит осквернение тела Христова и богохульство. Это похоже на то, когда все – тело, его части, мужчины, женщины, дети, ценности – брошено в гигантскую мясорубку и доведено до состояния однородной массы. Это процесс, который я, также как и Б. Грунбергер (1959), сравнивает с пищеварением, которое в конечном итоге заканчивается актом дефекации.

Для того чтобы проиллюстрировать редукцию прокреативного генитального  мира со способностью к деторождению к частицам недифференцированной фекальной массы, я предоставлю клинический материал пациента, о котором я писала в своей работе 1978 года. Этот материал показывает, что главной центральный сон пациента был связан с приближающимся коротким перерывом в лечении из-за выходных дней. Пациентом был очень интересный человек, крепко сидящий на игле, находящийся на грани психоза и перверсии, но, тем не менее, с некоторой заякоренностью в реальности.

Его охватывало сильное возбуждение, близкое к оргазму, когда он читал отчеты о смертной казни. Сексуальная жизнь пациента была скудной и неудовлетворительной. Свою любовь к историям о смертной казни он связывал со своими воспоминаниями о том времени, когда мать читала ему, семилетнему мальчику, и его многочисленным братьям и сестрам повесть Гертруды фон Лефорт "Последний приговоренный к гильотинированию", к этой повести восходит разговор Кармелиток с Бернаносом. Он боготворил свою мать, чувствительную, образованную, увлекающуюся музыкой женщину. И она тоже обожала своего маленького мальчика. В начале сеанса психоанализа (это была вторая попытка), пациенту приснился его  любимый объект эротических фантазий -  смертная казнь. Юной девушке, одетой в белое, должны будут отрубить голову на рассвете. Поначалу сновидец не очень отчетливо представлял, что должно произойти. Там шли какие-то приготовления, слышалось перешептывание;  было все еще темно. Все происходило очень медленно, и его возбуждение достигло пика в тот момент, когда пациент понял, что должно случиться. Охранники схватили девушку; палач отрубил ей голову и рызнул фантан крови, и все этосопровождалось странным бормотанием. При детальном анализе этой мечты, я поняла, что все это фактически являлось первичной сценой: шепот, мистические приготовления, странные звуки, эффектное зрелище казни, все скомбинировано таким образом, чтобы жертва и палач стала праобразами родителей во время коитуса. Тем не менее, это не объясняло специфический характер сцены. Если бы это являлось типичной садомазохистской картиной, это, безусловно, выявляло бы его проблему, но повторение сцены с перерезанием горла жертве оставалось неразъясненным.

Гипотеза о ненависти к матери, скрывавшейся за маской обожания, не было отвергнута, но и не объясняля, каким образом эта ненависть проявляется. Затем пациент рассказал, что его отец был хирургом-отоларингологом, рассказал об операциях на горло, которые отец делал своим пациентам и своему сыну: удалении миндален и оперировании абсцессов. Стало ясно, что маленькому мальчику легче представить, что его отец перерезает горло матери во время секса, чем смириться с мыслбю, чтоон проникает в нее пенисом. Кроме того, он сам играл в доктора с соседской девочкой. Однажды, вернувшись домой, он обнаружил новорожденного брата. Можно сказать, что игра в доктора являлась вариацией игры в маму и папу. Конечно, маленькому мальчику легко играть в игру и совсем нелегко перерезать маме горло. Это прерогатива палача, выбранного за силу и мужество.

Затем появилась другой сон, который прояснил существующую проблему. Пациент ехал в поезде. Он проезжал город, в котором действительно произошла казнь, сильно заинтересовавшая пациента. В своем сне пациент знал, что он  изобретатель процесса изготовления шоколадных трюфелей. Это изобретение приносило ему целое состояние. В процессе использовался маленький металлический кружок, который, сжимаясь, помогает вылепливать из шоколада нужную форму. Он боялся, как бы его бесценный чудесный секрет не украли. Другими словами, производство шоколадных трюфелей, в котором легко распознать деятельность анального сфинктера, смешивается в сознании с топором или гильотиной, отделяющим голову от туловища. Сцена гильотинирования, отождествляющаяся с  первичной сценой, является простым перенесением процесса отделения кала анальным сфинктером. Отец, таким образом, не делает с матерью ничего того, чего не может сделать мальчик в анальной фазе.

"Секрет" производства шоколадных трюфелей, хранимый пациентом, содержит зародыш психической активности, направленной на технологию. В реальности мой пациент имел занятие, которое давало ему возможность практиковать садизм и реализовывать свой интерес к исследованиям. К сожалению, неадекватная сублимация приводила к частым  профессиональным неудачам. "Секрет", который во сне должен был принести ему состояние - это преобразование генитальной активности родителей в анальную активность, т.е. редукция коитуса до дефекации. Аура, сопровождающая эту сцену публичной казни, бесценный и чудесный характер секрета, подразумевают, что процесс дефекации подвергся идеализации. Таким образом, анальность занимает место генитальности и превосходит ее. Пациент мог превратить золото в экскремент (черная магия) и экскремент в золото (белая магия). Секрет, которым он обладал, был подобен философскому камню.

На этом месте заканчивается мой рассказ об этом случае. Вскоре пациент, смущаясь, рассказал мне, что, будучи студентом, он заботился об одном старом джентельмене. В благодарность тот оставил ему небольшую сумму денег. Дважды в день пациент должен был давать ему медикаменты в виде капель. Он считал старика и работу ужасно скучной. Однаждв, "по ошибке", он дал старику слишком большую дозу лекарства и тот умер. Пациент сказал, чтоон был очень счастлив рассказать мне об этом. Я была потрясена и ничего не ответила. Больше он не пришел.

Если смыслом перверсии является уничтожение взрослого отцовского мира, то убийство отца или его заместителей, к счастью, не всегда происходит в реальном мире. Напротив, это скорее провал перверсии, постепенное соскальзывание в пограничное состояние или психоз, которые трансформируют садизм в чистое насилие, к тому же с потерей способности к символизации (см. Глассер, 1979)2 Конечно, это совсем не означает, что объектом, на который направлены первертные действия, часто оказывается не мать (или ее заместитель). Как только анально-садистическое измерение установлено, оно скорее дает возможность "размахивать кнутом", чем способность к генитальному проникновению; или возможность причинять боль, т.е. использовать фекальный пенис, который загрязняет и отравляет вместо способности доставлять удовольствие с помощью пениса, которое питает и восстанавливает; возможность разрушать, оскорблять и кастрировать, вместо возможности зачать ребенка, который будет расти и развиваться. В то же время сексуальность становиться орудием мести (Столлер, 1975). В обоих случаях  мать действительно обманывает своего ребенка: он не единственный обладает ею; правда таится в уголке его сознания: его извращенный мир не превосходит мир его отца. "Идеальный" ребенок в реальности - это тот, кого жестоко одурачили.

Архаичная матрица Эдипова комплекса и мазохизм.

Архаичная матрица Эдипова комплекса - это, возможно, универсальная первичная фантазия, которая пытается занять место более совершенных желаний в определенных структурах. Исходя из своего опыта, я могу утверждать, что пациенты с пограничной организацией наиболее подвержены апокалиптическим фантазиям, целью которых является превращение Матери-Земли в «пустошь» (из поэмы Т.С.Элиота). Целью является освобждение материнского тела от содержимого для того, чтобы вернуть ему первоначальную гладкость и занять в нем свое, ранее принадлежащее ему место. В описании этой фантазии, по мере ее появления в клинической практике, я позволила себе предположить, что человек, одержимый данной фантазией, идентифицирует свое собственное содержание с содержанием тела матери и с ее мыслями (мыслями, не сосредоточенными полностью на ребенке, так же как и в переносе, пациент  подозревает  со страхом, что мысли аналитика не посвящены полностью ему одному). Идентификация тела индивидуума с телом объекта приводит к возникновению увеличивающейся ненависти к содержимому собственного тела. Такая ненависть провоцирует психосоматические заболевания и может привести к самоубийству. Однако, архаичная матрица Эдипова комплекса мобилизует агрессию, а не садизм и мазохизм.

Перверсия исполняет роль буфера, когда речь идет о разрушающих действиях или саморазрушении. Извращенец способен эротизировать агрессию на постоянной основе, в то время как с пограничным пациентом, это может происходить только в короткий промежуток времени. Родительская пара, в которой мать дисквалифицирует отца и поддерживает в ребенке, иллюзии о том, что он, такой он есть, удовлетворяет все ее желания – короче говоря, исчезновение зрелого генитального измерения сексуальности - является характеристикой перверсии и позволяет агрессии трансформироваться в садизм и/или мазохизм. Этот процесс редко встречается в других психопатологических организациях. Другой важный факт, о котором я могу упамянуть только вскользь, - это то, что посредством своего отношения мать дает возможность будущему извращенцу идеализировать прегенитальность, а вместе с ней объекты, зрогенные зоны и способы удовлетворения, которые присущи догенитальной стадии развития. Это позволяет ему возвеличить собственное прегенитальное эго.

В своих «Трех очерках» 1905 года Фрейд утверждает: «Садист всегда одновременно и мазохист». В работах де Сада, садисты поочередно являются то жертвами, то мучителями. Это подтверждается клиническим опытом. Ранее я упоминала случай Жан-Жака, который по обыкновению привязывал свою жену к кровати, когда занимался с ней любовью. Будучи ребенком, он привык обнажаться перед своей слабоумной бабушкой (матерью своего отца) и, уверенный в том, что она не осудит его выходки, много раз проделывал над ней грязные шутки. В то же время, он развлекался тем, что провоцировал меня в том или ином виде  и все это дошло до такой степени, что у меня появились садистские фантазии. Он с выгодой использовал мое обязательство оставаться нейтральной также как, в большинстве случаев, он пользовался неспособностью его бабушки защитить себя. Иногда я с удовольствием представляла себе, как я бы указала ему на дверь, и один или два раза я ясно представила себе, как я бью его. Сессии доставляли мне боль, и я скорее ощущала себя подвергаемой нападкам, нежели нападающей. Обычно он приходил на сессию с видом побитой собаки, на что мне хотелось реагировать так, как мать реагирует на своего всхлипывающего без очевидной причины ребенка: «Теперь у тебя наконец-то будет повод поплакать» Он говорил следующее: «Я не пришел в прошлый раз. Я проводил время со своей любовницей. Я сказал своей жене, что я на сессии. Поскольку я плачу Вам…» Вероятно, он пытался сделать из меня сообщника во взаимоотношениях с женой (как его мать была его сообщницей в его взаимоотношениях с отцом), но в то же время было очевидно, что он пытался отстранить меня, связать меня по рукам и ногам, сделать недееспособной, поскольку он «платил» мне. Он придерживался правил; я не могла его ни в чем упрекнуть. Но его конечной целью, как подсказывали мне мои аффекты и контрперенос, подкрепленные снами пациента о том, как его бьют и грубо с ним обращаются, было получение основательной трепки.

Бабис был импотентом. После нескольких месяцев анализа у него завязались сексуальные отношения с молодой женщиной. Но он не был благодарен ни мне, ни  той молодой женщине. Скорее наоборот, он начал ненавидеть ее, обвиняя ее в том, что она цепляется за него. Это было связано с его материнским имаго. Ему приснилось, что он тонет в море 3. В реальности он был единственным из троих выжившим при родах ребенком, двое остальных - девочки - умерли. Он научился справляться и с собственным страхом, перд смертельным, поглощающим сексом с женщиной, но его настоящие сексуальные отношения и перенос в анализе были окрашены этим клаустрофобическим страхом. Например, на любое мое вмешательство он реагировал сдерженным смешком. Это было проинтерпретировано как защита от всего, что исходит от меня, не будь оно изолировано и лишено своих веса и силы с помощью насмешки, могло бы заманить его в капкан.

Вскоре после этого, ему снился сон, где я преследовала его с иглой в руке, чтобы сделать ему укол. Материал, указывающий на гомосексуальность, был предоставлен в изобилии, и я проинтерпретировала его сон как сексуальное желание , чтобы я проникла в него. Его реакцией на это было усилившееся сопротивление и возрастающий смех. В это же время у меня появились к нему приблизительно те же аффекты и фантазии, которые я испытывала по отношению к Жан-Жаку когда, например, вместо того, чтобы сказать, что мои интерпретации не верны, он говрил, что "они не нравятся ему". Когда я делала вмешательство, я поймала себя на том, что повышаю голос. Меня это насторожило, и я начала прощупывать возможные мазохистские аспекты в его материале. Но я ничего не нашла, кроме того, что он просто раздражает меня. Теперь я не спешу, сомневаюсь делать какой-либо вывод относительно того, что происходит с пациентом, опираясь исключительно на контрперенос без подтверждающего метериала.

Пациенту приснился следующий сон: он в машине и кто-то сидит на заднем сиденье. В то же время он видит себя в комнате, где он кружится и держит на руках мужчину своего возраста, который все время ударяется о стены. Человек на заднем сиденье машины хочет что-то сказать, но он просит сидеть его тихо. Он ассоциирует себя с кружащимся мужчиной и говорит, что он, скорее всего, его двойник. Человек на заднем сиденье - это должно быть я. Затем он вспоминает сон об уколе. Именно с этого момента он  стал чувствовать, что анализ перестал продвигаться вперед. В этот момент я вмешалась, показывая ему, как он пытается помешать мне изменить его аутоэротические и гомосексуальные связи, в которых он наслаждается тем, что наносит и получает удары. Я мешаю ему "кружиться". И сон об инъекции, скорее всего, демонстрирует тот же конфликт: страх того, что я внесу новый элемент в фантазируемые сексуальные отношения, которые развиваются в условиях  замкнутого круга, и одновременное желание этого.

Можно отметить тот факт, что желание наносить удары и быть побитым, т.е. его садомазохистские взаимоотношения, было отыграно в переносе, и что, как результат, нарциссический аутоэтоэротический аспект его фантазий был разрушен. Более того, его гетеросексуальная активность пробудила гомосексуальные желания, которые способствовали возникновению защиты, в его случае с тревогой полного уничтожения, от желания вернуться в утробу матери. Тем не менее, можно сделать вывод о том, что его удачи в сексе пробудили потреность быть наказанным суперэго, которое теперь представляет аналитик. Вместо настоящего эрогенного мазохизма, эдесь мы скорее обнаруживаем эффект морального мазохизма, где связь между суперэго и эго ресексуализирована (Фрейд, 1924), поскольку такие пациенты стремятся получить наказание и побои без какого-либо осознанного удвольствия. Но следует отметить, что, несмотря на то, что Жан-Жак и Бабис находились под воздействием бессознательного чувства вины, провоцируя аналитика на жестокое обращение с ними, эта потребность в наказании была очень близка к извращению в обоих случаях, поскольку Жан-Жак с первертной организацией личности  и Бабис, у кого, возможно, наблюдался пограничный уровень организации личности, имели садомазохистские фантазии, проявляющиеся во снах.

Я полагаю (1989), и в этом я разделяю мнение Розенберга (1982), что моральный мазохизм следует относить скорее к перверсиям, чем к неврозам, где чувство вины не приностит никакого удовольствия. Это включает дисквалификацию отца (суперэго), которого соблазнили принять участие в сексуальных играх  с субъектом (эго). Эта дисквалификация отца возвращает нас обратно к схеме перверсий.

По моему мнению, за страданиями от реального эрогенного мазохизма еще более очевидным образом прослеживается процесс деградации,  которому подвергается отец и его атрибуты. Собственное тело мазохиста идентифицируется с телом матери, в которым он сливается. Как мы знаем, женская идентификация, является центральным моментом в эрогенном мазохизме. Но когда объект, являясь одним целым с матерью, находится в позиции, где его оскорбляют и публично унижают, это можно расценивать как маску, скрывающую отношение объекта к своему отцу, и, если мы  разбираемся в мазохизме, эта маска должна быть снята.

Со своим партнером, мазохист реализует свою фантазию о первичной сцене, которая сведена к избиениям и мукам в его представлении,  к сцене, которая здесь снова имеет место в анально-садистическом регистре. (В этой связи, я считаю необходимым вставить садомазохистскую первичную сцену в произведение Фрейда 1919 года "A Child is being beaten", где он разрабатывал ту же проблему). Здесь тоже генитальный пенис исключен. Превращенный в ругательство, унижение и оскорбление, он проходит через странные метаморфозы. Это именно те метаморфозы, которые доставляют дополнительное удовольствие и в садизме, и в мазохизме, это смесь сексуального наслаждения и нарциссического триумфа.

Используа свое собственное тело или тело другого человека неестественным образом, изменяя предназначение эрогенных зон, подвергая части своего тела или тела другого человека неизвестному до сих пор обращению, мазохист, точно так же, как  и садист, достигает "невозможного". Часто мазохист подчиняется доминирующей женщине или является пассивным гомосексуалистом. В обоих случаях он играет так называемую феминную роль. Даже в открытых гомосексуальных связях он редуцирует своего партнера до недиференцированной догенитальной фаллической фигуры. В его собственной истории сохранились только догенитальные черты отца. Хотя он может казаться готовым принять пенис отца (в конкретном виде), из-за того, что он, будучи, мальчиком, не интроецировал его (в бессознательных фантазиях), проигрывание им недостающих гомосексуальных дружеских отношений с отцом часто в результате принимает форму бесконечного поглощения пенисов, сводимых к анальным или анально-садистическим фаллосам.

В «Тиресие» Жуандо5 (1988) мы нашли следующий пассаж:

Когда, он говорил мне, например, после того, как промыв мне кишечник, насаживал на свою железную ось и крутил, словно в пытке при колесовании; когда, он говорил мне, например, втавая и не отпуская меня от себя и крутя сначала слева направо, а потом еще справа налево, когда  мои руки и ноги были раскинуты в разные стороны, как у ветряной мельницы, а тело все еще приковано к его телу; когда, он говорил мне, например, сначала дав мне понять, что мы будем с ним почти одим целым с помощью стального стержня; когда он говорил мне, например, почти с ненавистью, и я видел его слюнявый рот перед своим лицом: " Ха! Смотри, что я с тобой делаю…" Нет, это не было чем-то, что просто происходило между нами, это было тем, что происходит в лесах между дикими зверями, или между дьяволом и проклятыми; и на небесном своде тоже - между звездами [стр. 29-30; пер. Жанет Ченг].

Я думаю, что за этим ужасающим и грандиозным слиянием, которое мы только можем себе представить, фантазия автора, подобна маленькому ребенку, идентифицирующемуся с тушей, подвешенной на стальные крючки его отецом-мясником. (В реальности отец Йхандо на самом деле был мясником, в то время как его мать, по его описанию, была прекрасной утонченной женщиной, которая увлекалась литературой и поэзией). Но редуцирование атрибутов отца до стального крючка - это способ маленького мальчика, который не способен удовлетворить свою мать и подарить ей ребенка, обмануть себя в том, что отец, также как и он сам, не способен удовлетворить мать и зачать ребенка, что он способен только пронзить ее большим ножом, словно мясо, которое он разделывает в своей мясной лавке.

Данная схема не подходит всем формам мужского гомосексуализма, хотя ее можно обнаружить во многих случаях. (Фактически нам следует говориь о различных формах гомосексуальности, поскольку существует целый ряд гомосексуальных расстройств, от неврозов до психозов, с первертными формами гомоскесуальности, где главной целью является разрушение и уничтожение фертильных генитальных половых связей родителей). Во всяком случае, я полагаю, что это относится ко всем формам перверсий. Где, в определенных ситуациях, случай полностью доминирован садомазохостским паттерном, это по многим причинам говорит о связи с собственной жизнью пациента. В таких случаях, содержание перверсии является фоном, на  котором она разыгрывается.

У меня не было намерения говорить, что неважно является ли предмет обсуждения больше мазохистским, чем садистским или наоборот. Моей задачей было показать, что мы оправданно рассматриваем садомазохизм с той точки зрения, что преследуемая садомазохистской парой цель по сути одинакова для обоих партнеров и уходит корнями в перверсии.

--------------------------------------------------------------------------------

1 Я не имею в виду, что садомазохистские извращения присущи только мужчинам, или что клинический опыт не богат перверсиями в широком смысле.

2 В случае с моим пациентом, содеянное им преступление не должно рассматриваться как "садистическое" убийство. Его садомазохизм нашел свое выражение в фантазиях о прекрасной девушке, казненной на гильотине (образ матери). По моему мнению убийство старика является эквивалентом уничтожению отца и его мироздания, что скорее соответствует разрушению реальности, чем убийством в контекте Эдипова комплекса. За такой разрушительностью в перверсии стоит глубокая мотивация, в сущности имеющая нарциссическую природу, выражающуюся в желании залечить рану, связанную с инфантильной беспомощностью и неудовлетворенностью. 

3 Во французском языке слово море (la mer) и слово мать (la Mere) произносятся одинаково

5 Французский писатель, который скончался несколко лет назад. Он был гомосексуалистом и вел дневник, в котором было предоставлено много информации о его детстве, и, более того, о его ссорах с женой.

Садизм

Применима ли общая теория перверсий к садизму, могут ли муки объекта успокоить страх кастрации? И если ответ положителен, то чем определяется выбор именно такой формы успокоения?

Коль сексуальное наслаждение нарушается тревогой, то понятно, что идентификация с агрессором (541) может принести облегчение. Если индивид способен сделать Другим то, чего он опасается с их стороны, то опасаться больше не следует. Таким образом, любые способы усиления власти или престижа могут использоваться для успокоения тревоги. Что могло бы случиться с субъектом при пассивном поведении, он в предвосхищении атаки осуществляет активно по отношению к другим. Среди детей, страдающих от тревоги, старшие всегда в лучшем положении, поскольку они способны угрожать младшим.

Представление о необходимости убедиться в собственной силе перед получением сексуального наслаждения, конечно, не тождественно сексуальному наслаждению от истязания других. Однако это представление — отправной пункт в развитии садизма. «Угрожающий » тип эксгибициониста, обрезальщик кос и мужчина, показывающий порнографические открытки своей «невинной» жертве, наслаждаются бессилием партнера. Их поведение означает: «Мне не нужно бояться », и поэтому становится возможным удовольствие, которое иначе блокировалось бы страхом. Садисты этого типа, угрожающие своим объектам, озабочены идеей, что сами могут подвергнуться угрозе. Многие опасаются не только того, что могут стать жертвой некоего рода кастрации во время сексуального акта, но также ущерба от собственного сексуального возбуждения. И снова они способны избавиться от этого страха, если им удается вызвать подобный страх перед возбуждением у других.

Аналогию составляет распространенный симптом навязчивого смеха как реакция на новости о смерти. Этот симптом возникает не только при смерти человека, кому пациент прежде бессознательно желал смерти, но вообще выражает страхование от тревоги, вызванной новостями, подчеркиванием триумфа: «Умер другой, не я».

Довольно часто садисты преодолевают не только бессознательный страх кастрации и опасения относительно собственного возбуждения, но также некоторые тенденции к саморазрушению. Происхождение тенденций к саморазрушению будет рассмотрено в дальнейшем (с. 467). Если однажды такие тенденции установились, они преодолеваются посредством их обращения вовне против сексуальных объектов. Поскольку мазохизм, как правило, возникает вследствие обращения внутрь первоначального садизма, возможна трехслойная структура. Садизм третьего уровня проявляется совершенно иначе, чем изначальная жестокость первого уровня. В публикации «Избиваемый ребенок » Фрейд описал типичное онтогенетическое развитие такого трехслойного образования (601).

Подобно обрезальщикам кос, другие садисты следуют формуле: «Я кастратор, а не кастрат», и так же дополнительно руководствуются бессознательным представлением: «Я лишь псевдокастратор, не подлинный кастратор». Кастрируя символически, а не на самом деле, они убеждают себя на опыте своих жертв в том. что вещи, внушающие им страх, в действительности не столь уж опасны.

Перверсные акты, осуществляемые садистами, часто носят фактически игровой характер и имеют ту же цель, как и любая игра. Опасаясь, что полноценное сексуальное возбуждение привело бы к кастрации, пациенты пытаются научиться управлять ситуацией, активно и экспериментально связывая сексуальные акты с «мини-кастрациями ».

Обрезальщики волос и копрофилики используют соответственно представления о вырастании волос и ежедневной дефекации как доказательства, что кастрация необязательно окончательна (740. 1054).

Следующий случай показывает ту же тенденцию в несколько усложненной форме. Сексуальные фантазии пациента с компульсивным неврозом были исполнены садистскими идеями опозорения женщин. Суть фантазий состояла в том, чтобы вынудить девушек испытывать сексуальное возбуждение унизительным образом. В детстве пациент обычно занимался анальной мастурбацией, чего сильно стыдился, и тщательно скрывал свою привычку. Его невроз направлялся страхом оказаться застигнутым и предвосхищением позора. Но бессознательно, будучи ребенком, он жаждал разоблачения и даже провоцировал развязку. Мотив провокации состоял не столько в потребности наказания, сколько в попытке соблазнить других, и обусловливался стремлением обратиться от аутоэротизма к объектам, кто мог бы участвовать в его сексуальной активности.

В садистских действиях и фантазиях пациент осуществлял по отношению к другим то, что, согласно его амбивалентному мышлению, могло бы случиться с ним. Его садизм имел следующие значения: 1) то, чего пациент опасался, случается не с ним, он производит соответствующие действия в отношении других: 2) то, чего он желал и боялся, наконец, происходит, он переживает соответствующие события в «альтруистической» и поэтому безопасной манере, разделяет чувства девушек, с которыми осуществляет действия, желанные в отношении себя; 3) реально происходящее не кастрация, а всего лишь «меньшее зло» опозорения. Чувство единения с объектом, предохраняющее от тревожного состояния заброшенности, достигается крайней зависимостью с помощью представления о существовании в качестве маленькой части огромного тела партнера. Сходный результат можно достигнуть посредством противоположного представления, что другой всего лишь маленькая часть твоего собственного тела. Чувство единения с объектом возникает также при создании ситуации, где партнер абсолютно зависит от пациента и его прихотей.

В детстве пациент часто играл в «садистскую» игру, «гипнотизируя» каждого. Он наслаждался мыслью о беспомощности своих жертв. Прежде он заикался, и сестра насмехалась над ним. Это воспоминание вуалировало другие ситуации, в которых сестра высмеивала его сексуальную неполноценность. Садистская фантазия о гипнотизме была местью сестре. Таким способом мальчик доказывал свое превосходство, даже всемогущество. Посредством садизма он отрицал страх перед сексуальной неполноценностью (страх, что он кастрирован). Сомнения сестры в его мужественности оказались действенными, поскольку соответствовали его собственным сомнениям. В сновидениях обнаружилось, что идея заниматься гипнозом замещала более раннюю идею о нахождении под гипнозом отца. Садизм, следовательно, использовался, чтобы противостоять опасному мазохизму. Заверения, что ущерб, нанесенный садистом жертве не серьезен, не всегда оправданы, так как садистские действия могут наносить очень существенный вред и даже оказаться убийственными. В таких случаях решающую роль у садистов должны играть мысли об избежании вселяющей ужас пассивности посредством активных насильственных действий над другими и установления с жертвой мистического союза.

Психоанализ сексуальных убийц еще не проводился. Но если учитывать интерпретацию случаев, в которых основную роль играют такого рода фантазии (1444), и поведение менее выраженных садистов, то картина осложняется суперэго (1029). Садистский поступок означает не только: «Я убиваю, чтобы не быть убитым», но также: «Я наказываю, чтобы не быть наказанным », или скорее: «Я принуждаю к прощению насилием». Лица с нарциссической неудовлетворенностью при фрустрации склонны к интенсивным садистским реакциям. При некоторых обстоятельствах такая тенденция достигает кульминации в действие, которое отрицает страх перед «неизбежной наказуемостью сексуальности » посредством страданий жертвы: «Я буду тебя мучить и подвергать страданиям, пока ты не простишь меня и не освободишь от чувства вины, блокирующего наслаждение. И, следовательно, в твоем прощении мое сексуальное удовлетворение ». Садист, притворяющийся, что не зависит от жертвы, тем самым выдает глубокую зависимость от нее. Насилием он старается заставить свою жертву любить его, он ищет примитивной любви, означающей «нарциссическое удовлетворение ».

Образец этого типа садистского поведения демонстрирует король Фредерик Вильям, который обычно бил своих подданных с криком: «Ты не должен бояться меня, ты обязан меня любить!» Такие осложнения из-за суперэго тоже, несомненно, играют роль в садизме по типу «меньшего зла ».

Предыдущий материал показывает, что в садистской перверсии для успокоения страха кастрации фактически используется садистский инстинкт. Склонность справляться с тревогой таким способом зависит, конечно, от его предыстории. (1157). Начнем с того, что садистские наклонности бывают весьма выражены вследствие конституционального склада. Некоторые дети особенно любят мучить животных. Садистские фиксации возникают по той же причине, что и другие фиксации (с. 95-96). Фрустрации усиливают садистские черты в преследовании цели фрустрированного влечения. Несомненно, садистские особенности в большей мере связаны с прегенитальными целями, чем генитальными. Происхождение садистских побуждений не ограничивается одной эрогенной зоной: существует мануальный садизм, точнее, садизм, связанный с мышечным эротизмом (1338. 1346); кожный садизм, вероятно, проекция «эрогенного мазохизма кожи, источник сексуального удовольствия от нанесения побоев (601, 613); анальный садизм (отвергаемый при компульсивном неврозе) (581); фаллический садизм (385). Существует и оральный садизм с отличительными чертами, более специфично изученными при депрессии и импульсивном неврозе («негативах» соответствующих перверсий), чем при самих перверсиях. Тем не менее Абрахам (26) и Ван Офюйсен (1205) показали, что в садистской перверсии сексуальные цели тоже могут быть дериватами разрушительных тенденций орального периода. Тот факт, что идея инкорпорации объективно связана с разрушением объекта, делает все объектные отношения с целью инкорпорации амбивалентными. Индивиды, регрессировавшие к целям инкорпорации, — это те, кто склонен также к садизму.

В публикации «Избиваемый ребенок» Фрейд описал типичное развитие садистских (вернее, садомазохистских) фантазий в детстве (601). Он продемонстрировал, что в конфликтах вокруг эдипова комплекса представление о сексуальном возбуждении связывается с жестокостью, тревогой и чувством вины. Фантазии об избиении представляют собой результат этих запутанных связей.

Часто возобновляющееся представление об «избиваемом ребенке» представляет собой результат нескольких стадий развития. На самом глубоком уровне в фантазии сохраняется воспоминание об аутоэротическом периоде: избиваемый ребенок имеет значение пениса или клитора, избиение означает мастурбационную стимуляцию (617). Воспоминание об инфантильной мастурбации искажается посредством конденсации сексуального наслаждения с идеей о том, что ненавистного человека следует избить.

Согласно Фрейду, ненавистный человек репрезентирует соперника, другого ребенка: «Избиение другого ребенка заверяет меня в любви отца ко мне» (601). В роли избиваемой особы может также оказаться ненавистная мать (112). Чувство вины из-за этой ненависти способствует идентификации с избиваемым человеком, и мысль «отец избивает меня» выражает наказание за дурные пожелания сопернику и одновременно становится искаженным замещением идеи «отец любит меня». Последующее развитие этих представлений у обоего пола различается. У девочек представление об избиении отцом находится в опасной близости к запретному эдипову желанию. Идеи об избивающем отце и субъекте избиения вытесняются, сохраняется неясная фантазия об «избиваемом ребенке» (обычно мальчике), которая переживается либо садистским, либо мазохистским образом (60). У мальчиков фантазия сохраняет значение, только если представление об избиении отцом сексуализируется негативным эдиповым желанием. У мужчин с мазохистскими наклонностями бессознательная идея об избиении отцом замещается менее запретной идеей об избиении женщиной (матерью). Садистические мужчины изменяют первоначальное представление, идентифицируясь с избивающим отцом, и тем самым отрицают свою роль избиваемого ребенка (112. 1432).

Итак, садомазохистские перверсии тоже служат вытеснению оскорбительных представлений об инфантильной сексуальности, эдиповых устремлений и страха кастрации. И снова прослеживается общая для перверсий закономерность: садист — это индивид, сознающий и даже преувеличивающий частное проявление инфантильной сексуальности, чтобы облегчить вытеснение ее более запретных составляющих.

Мазохизм

Проблематика мазохизма аналогична проблематике садизма, но более сложна в одном отношении. Мазохизм явно противоречит принципу удовольствия. Тогда как обычно любая боль избегается, в феноменах мазохизма боль, по-видимому, доставляет наслаждение и желанна (613). Попытка применить к мазохизму общую для перверсий формулу приводит к явным противоречиям. С одной стороны, у мазохистов очевиден конфликт между влечением и тревогой. У них открыто проявляется противоречие между стремлением к удовлетворению и его отсрочиванием. Они явно отдают предпочтение смещенному сексуальному наслаждению (предудовольствию) перед «конечным» наслаждением и фантазии перед реальностью (1297,1299). С другой стороны, представляется парадоксом, что страх перед болью может аннулироваться страданием от боли. Клинический опыт показывает, что этот парадокс на самом деле возможен и имеет место при выполнении одного или нескольких из следующих условий:

1. Страдание становится предпосылкой сексуального наслаждения, если в процессе некоего опыта твердо устанавливается связь сексуального наслаждения с болью. Страдание не представляет собой изначальную цель, но изыскивается вторично как необходимая плата за исключение неприятного чувства вины (1277).

2. Мазохистские действия осуществляются по механизму «жертвования ». Жертва приносится заранее, чтобы умиротворить богов и вынудить их довольствоваться малой платой. Действия этого типа являются «меньшим злом» (1240). Символы самокастрации обычно используются мазохистами, чтобы избежать настоящей кастрации. Фрейд указывал, что большинство мазохистов ищет повреждений и боли всех видов за исключением повреждения и боли, затрагивающих гениталии (613).

3. Любая тревога преодолевается игровым предвосхищением события, представляющегося опасным. Функция всех игр состоит в активном предвосхищении того, что может оказаться разрушительным, если произойдет неожиданно; в играх эго детерминирует время и меру происходящего (1552). Аналогично тому, как некоторые садисты мучают других в целях отрицания представления, что сами могли бы подвернуться мучениям, мазохисты мучают себя (или подготавливают свои мучения собственными планами и директивами), чтобы исключить возможность подвергнуться мучениям в неожиданной манере и степени (349.350, 351).

4. Акцентирование пассивности тоже может служить защитной цели. Регрессия к орально-рецептивному типу приспособления репрезентирует восстановление союза с могущественной силой. Подчеркивание собственной беспомощности и ничтожности подразумевает призыв к милосердию, обращенный к агрессору или защитнику. Мазохизм такого рода, свойственный крайне зависимым людям, обсуждался выше.

В мазохизме, несомненно, действуют четыре описанных механизма. Однако они недостаточно объясняют мазохизм. Становится понятно, почему индивид должен претерпеть некие страдания перед достижением наслаждения. Но все-таки для перверта-мазохиста, как представляется, характерно скорее получение наслаждения через страдание, чем после страдания. Отчасти это вопрос точности наблюдения. Некоторые мазохисты на самом деле испытывают наслаждение скорее после страдания, чем через страдание. Мазохисты представляют собой индивидов, чья способность к оргазму явно нарушена тревогой и чувством вины. Поэтому у них сдвинут акцент на напряжение «предудовольствия » и выражена склонность к фантазированию, что часто делает мастурбацию более привлекательной, чем действительную реализацию перверсных действий, которые нельзя выполнить во всех предвиденных деталях (1297,1299). Несомненно, сложные фантазии направлены на преодоление страха, который блокирует конечное наслаждение. Характерно также, что все события должны разворачиваться согласно плану пациента, иначе он не испытывает удовольствия. Пациенты боятся неожиданностей и контролируют свой страх, пока заведомо знают о грядущем.

И все-таки таким образом нельзя объяснить несомненные случаи «наслаждения болью». В собственно мазохизме активное предвосхищение «меньшего зла» осложняется еще одним фактором, объясняющим одновременность боли и наслаждения. Как и при других перверсиях, утешающие меры при мазохизме сконденсированы с эрогенным наслаждением. Существование эрогенного мазохизма приписывается тому факту, что. подобно всем ощущениям человеческого организма, ощущение боли тоже может быть источником сексуального возбуждения (555, 601) (с. 102). Необходимо только соблюдение определенных условий: боль не должна быть слишком сильной и вызывать опасений. Побои возбуждают детей сексуально, поскольку сильно стимулируют эрогенные зоны кожи ягодиц и подлежащих мышц. (Смещение либидо от ануса к коже, по-видимому, предшествует наслаждению от получения побоев, по этой причине анальная конституция и анальная фиксация способствуют развитию мазохизма.) Если боль становится слишком интенсивной, досада перевешивает эрогенную стимуляцию, и удовольствие прекращается. Стремление детей к удовлетворению эрогенного мазохизма, а впоследствии мазохистские устремления взрослых могут скрываться за видимостью активного и даже садистского поведения.

Многие дети (и взрослые) точно знают, какими «пакостями» провоцируются побои или наказания, эквивалентные побоям. Фиксация на эрогенном мазохизме случается по тем же причинам, что и на других частных инстинктах. Если индивиды с такой фиксацией впоследствии вынуждены под страхом кастрации использовать описанные механизмы, страдание может становиться не только предпосылкой наслаждения, но даже источником наслаждения. Преобладают следующие причины фиксации: эрогенное наслаждение происходит одновременно с успокоением страха, безопасность достигается прохождением наказания, посредством которого получается прощение и снова становится доступным сексуальное наслаждение, прежде заблокированное чувством вины.

Пассивные цели акцентируются в сексуальности индивида в особенности при двух обстоятельствах:

1. После обращения враждебности на собственное эго. Клинический опыт показывает, что мазохизм репрезентирует обращение садизма на самость. Концепция Фрейда о первичности мазохизма основывается исключительно на теории осуществовании инстинкта смерти (613). Клинически мазохистские устремления проявляются как деструктивные силы, которые вследствие чувства вины и страха изменяют свое направление и оборачиваются на эго.

Интересно процитировать несколько пассажей Фрейда, написанные до выдвижения гипотезы об инстинкте смерти: «Прежде всего можно усомниться, встречается ли первичный мазохизм, скорее он систематически трансформируется из садизма» (555). «Что касается противоположности садизма и мазохизма, то процесс их взаимодействия можно представить следующим образом: а) садизм состоит в насилии и власти над другим индивидом как объектом; б) этот объект покидается и замещается самостью субъекта, при обращении на самость цель инстинкта становится пассивной, а не активной; в) снова происходит поиск другого индивида в качестве объекта, который, вследствие изменения цели инстинкта, должен занять первоначальное место субъекта. Пункт «в» обозначается как «мазохизм». Удовлетворение в данном случае тоже наступает благодаря первоначальному садизму, пассивное эго в фантазии возвращается в прежнюю ситуацию, но инициатива теперь уступается другому субъекту за пределами самости. Весьма сомнительно, существует ли более прямое мазохистское удовлетворение.

С первичным мазохизмом, не произошедшим от садизма по рассмотренной схеме, сталкиваться не приходиться» (588). «В этом отношении, по-видимому, находит подтверждение точка зрения, что мазохизм не представляет собой первичный инстинкт, а происходит от садизма, который обращается на самость, т. е. следует говорить о регрессии от объекта к эго. Существование инстинктов с пассивными целями признать необходимо... но пассивность еще не составляет мазохизма. Мазохизм характеризуется также и болевой составляющей... сбивающим с толку аккомпанементом удовлетворения инстинкта. Трансформация садизма в мазохизм обусловливается чувством вины» (601).

Фрейдовский анализ типичной фантазии об избиении схожим образом показывает, что желание избиения ненавистного соперника предшествует желанию быть избитым (601).

2. Пассивные цели у мужчин (предпосылка мазохизма) акцентируются при развитии у них женственных желаний. Идея мученичества может быть искажением представления об обретении сексуального опыта женоподобного типа («женоподобный мазохизм») (613). Факторы, ответственные за женственную трансформацию мужчин, уже обсуждались (с. 436-438). Пассивно-прегенитальные (анальные) устремления могут усиливаться в качестве защиты от мужских желаний, если активность представляется опасной.

Женственность в свою очередь может усиливать кастрационную тревогу из-за представления, что удовлетворение по женскому типу достигается только при кастрации (599). Следовательно, женственность мужчин очень тесно связана с кастрационной тревогой и чувством вины. Если также формируется один из механизмов, описанных выше, то женственные желания мужчин искажаются мазохистским образом. Представление об «избиении женщиной »(матерью) тщательно скрывает глубинную идею об «избиении мужчиной» (отцом), и мазохистская практика приобретает значение исполнения женской роли в коитусе или деторождении (601, 613). В мазохизме суперэго играет более выраженную роль, чем в садизме (ср. 337). Представление о получении побоев систематически сочетается с мыслью о наказании за плохое поведение (эдиповы побуждения [642] и желания, чтобы некто другой был избит). Все это, как правило, совмещается с идеологией «меньшего зла »: избиение понимается обычно не вполне серьезно, в «детском духе».

Иногда мазохистские манипуляции производят другое впечатление. Как травматические невротики снова и снова ищут повторения болезненной травмы, так и некоторые мазохисты, по-видимому, не способны освободиться от мыслей о кастрации. Они испытывают необходимость в постоянном повторении намеков на кастрацию, вероятно, стремясь к полной безопасности: «На этот раз наверняка всего лишь избиение, а не кастрация, конечно, только игра, и все не серьезно». Но уверенность не приходит и вновь возникает потребность в успокаивающем приближении к действиям, подобным кастрации. При сексуальном возбуждении бессознательный страх кастрации систематически оказывает тормозящее влияние. «Побои» выбираются не только потому, что представление о них вызывает эрогенный мазохизм в коже и мышцах, но и как не слишком серьезное наказание, вселяющее надежду, наконец, избавиться от неприятного давления суперэго. Здесь снова конденсация исполненной вины агрессии с эрогенным наслаждением ассоциативно связывается с эдиповым комплексом и служит его надежному вытеснению (121, 642,1604).

В детстве пациентка очень любила отца, женоненавистника, вовсе не скрывавшего от дочери неприязнь к женщинам. Пациентка имела старшую сестру, которой отец отдавал явное предпочтение. Отец строго запрещал всяческие анально-эротические привычки. Итак, пациентка столкнулась со следующими проблемами: любить отца (как требовал ее инстинкт) и игнорировать отсутствие пениса (основу ее неприятностей, причину неприязни к ней отца). Кроме того, необходимо было исключить проявление сильных анальных желаний, как и месть сестре. Пациентка научилась терпеть презрение и суровость отца, не переставая любить его. Она стала мазохисткой с сексуальной целью получать побои и заместила обидный пенис бьющей рукой, а столь же обидный анус — поверхностью кожи ягодиц. Бессознательно пациентка считала, что побоям подвергается не она. а ее сестра, и наказание только вторично отводится на нее. Реальное поведение отца тогда сохраняло способность удовлетворять ее искаженные эдиповы желания.

Часто мазохистский сюжет составляет только половину фантазии, вторая половина вытесняется, и ее интерпретация раскрывает связь с эдиповым комплексом. Сексуальная цель подвергнуться избиению прослеживалась у пациентки к двум эпизодам детства. Она вспомнила маленького мальчика, которого часто избивали, и маленькую девочку, любившую выставлять ягодицы и гениталии. Пациентка обычно фантазировала, что эту девочку избивают за плохое поведение, как в действительности избивали мальчика. Она идентифицировала себя с маленькой девочкой, и ее бессознательную фантазию можно сформулировать следующим образом: «Я хочу выставлять себя наподобие маленькой девочки и быть за это избитой, как маленький мальчик».

Наслаждение от демонстрации себя — рельефная тема психоанализа. Сначала эксгибиционизм имел женский характер и проявлялся, например, в гордости заболеванием или кровотечением, что конденсировалось в фантазиях о деторождении. Впоследствии гордость кровотечением служила гиперкомпенсацией сильнейшего страха кастрации. Наконец, стало понятно, что весь женский эксгибиционизм пациентки был относительно поздним замещением первоначально фаллического эксгибиционизма, заторможенного тревогой. Из разных сновидений напрашивался вывод, что маленькая девочка-эксгибиционистка и маленький мальчик, действительно подвергавшийся избиениям, демонстрировали себя перед пациенткой во время мочеиспускания. Следовательно, полный текст сексуальной фантазии, в которой избиение составляло только малую часть, таков: «Мне хочется быть способной выставить пенис, подобно маленькому мальчику, чтобы отец полюбил меня. Я отказываюсь верить, что меня кастрировали (или кастрировали бы) за такой поступок. Нет, они только отшлепают меня, я видела, что мальчик, которого отшлепали, все еще имеет пенис (ср. 326Л 008). Связь между мазохизмом и эксгибиционизмом, столь очевидная в этом случае, по-видимому, типична.

Этой связью объясняется демонстративный и провоцирующий характер некоторых мазохистских манипуляций (1297. 1299). Не только эксгибиционизм, но также другие перверсии, подобные фетишизму и копрофилии. часто конденсируются с мазохизмом или скрываются за ним. Индивиды с мазохистским характером обычно получают удовольствие от демонстрации своих страданий. «Посмотрите, какой я несчастный!» Данный паттерн поведения часто подразумевает: «Посмотрите, каким несчастным вы меня сделали!» Мазохистское поведение имеет обвиняющий, шантажирующий оттенок. Садизм, обращенный против эго в мазохизме, возвращается в способе, которым пациенты пытаются принудить объекты к любви и привязанности. Кожный эротизм, представляющий основу фантазии о побоях, выражает стремление к теплому отношению со стороны объектов, и, если ничего не получается, давление осуществляется посредством самоистязания. В этом типе мазохизма проявляется конфликт, характерный для всех индивидов с рецептивной ориентацией, собственно конфликт между садистской деструкцией отвергающего объекта и полным подчинением объекту, в надежде, что объект потом утратит способность к сопротивлению.

Такой мазохизм — компромисс между двумя установками: полное подчинение используется в садистских целях (1277). С этим типом мазохизма связан прежде упомянутый «эксгибиционизм уродства » (эксгибиционизм неполноценности и негативных особенностей). Девушка, страдавшая сексофобией, обезображивала себя, чтобы не привлекать внимания мужчин. При проведении психоанализа она согласилась, что испытывала парадоксальное мазохистское удовлетворение от своей непривлекательности. Она проявляла мазохизм и другими способами. Вырывала, например, волосы на лобке до возникновения боли и дерматита. Когда она была ребенком, отец обычно припудривал ей гениталии и область ануса. Несомненно, что провокация дерматита представляла собой бессознательную попытку соблазнить отца на повторение процедур. Однако обхождение отца не было приятным. Отец отличался строгостью, побуждая тем самым дочь к мазохизму, и у нее сложилось впечатление о лечении как наказании за мастурбацию. Страх пациентки перед сексуальностью представлял собой страх перед обнаружением воображаемой ущербности ее тела. Но попытка предотвратить разоблачение с помощью обезображивания внешности отличалась парадоксальностью: демонстрировалась ущербность. На глубинном уровне пациентка была исполнена мстительных идей, фантазий об «активной» кастрации. Обезображивание себя означало: а) принуждение отца к неким сексуальным действиям: б) досаждение отцу мастурбацией перед его глазами (обезображивание себя = самоповреждению = мастурбации); в) нанесение повреждение отцу зрелищем ущербности.

К той же категории относится психология аскетизма. У аскетов, стремящихся умертвить свою плоть, сам акт умерщвления становится искаженным выражением заблокированной сексуальности и доставляет мазохистское наслаждение. Этот тип мазохизма, как правило, более анальный, характеризуется сдержанностью и способностью к напряжению. Родственная ему «гордость страданием» выставляется многими детьми в попытке отрицать свою неспособность выдерживать напряжение.

При «моральном» мазохизме происходит явный поиск не физической боли, а унижений и неудач, иногда ради сексуального наслаждения, иногда вне видимой связи с сексуальностью. Удовольстви от унижений доказывает, что идея о пребывании сексуальным объектом отца первоначально трансформируется в идею об избиении отцом, а в дальнейшем в идею об избиении Богом или судьбой. Нравственные понятия, генетически происходящие от эдипова комплекса, в данном случае снова регрессируют к эдипову комплексу (613).

Более тяжелые случаи морального мазохизма, в которых связь с сексуальностью не очевидна или пациенты даже не сознают, что мучают себя, нельзя отнести к сексуальным перверсиям. На бессознательном уровне черты характера этого рода, конечно, не развиваются независимо от сексуальности. Они репрезентируют попытки эго бороться с суровым суперэго. В моральном мазохизме конденсируются два противоположных полюса измерения таких попыток — подобострастие и бунтарство. Собственные страдания индивида считаются демонстрацией степей] угодливости и унижений, которые он готов претерпеть, чтобы получить прощение отца. В то же время мазохистское поведение выражает бунт, демонстрацию во враждебной манере, какие ужасные поступки этот отец способен совершить (с. 520-521).

Действительно, серьезное саморазрушение нельзя объяснить как «меньшее зло». Однако оно бывает «активным предвосхищением того, что могло бы случиться при пассивности». На самом деле саморазрушение не находится «по ту сторону принципа удовольствия » (605), поскольку представляет нежелательные последствия чего-то желанного. Саморазрушение может быть субъективно направлено на разрушение объекта, который после интроекции репрезентируется эго, и это разрушение объекта может конденсироваться с желанием завоевать его расположение. Попытка избавиться от давления суперэго — цель любого саморазрушения. Данное положение особенно понятно в случаях, в которых саморазрушение связано с некоей аскетической гордостью. Психоанализ аскетической гордости систематически выявляет идеи самопожертвования в целях возобновления сопричастности к всемогуществу, гордость означает триумф при достижении сопричастности: «Я жертвую собой ради великого дела и тем самым приобщаюсь к величию ». Таков модус поведения священнослужителей, кто кастрирует себя, чтобы служить Богу. Их самокастрация — средство вхождения в великий защищающий союз (436). Тогда как ритуалы посвящения обещают привилегии и защиту при условии послушания и утверждают это условие символической кастрацией (1284), мазохисты этого типа домогаются своих привилегий и защиты от всемогущих особ, более или менее реально кастрируя себя. После такой жертвы всемогущие особы должны даровать обещания (523. 1481). Если одна крайность в целях восстановления сопричастности к всемогуществу состоит в убийстве всемогущей особы, то другая крайность состоит в самокастрации, символизирующей отказ от всякой активности во имя достижения пассивно-рецептивного слияния с всемогущей особой. Парадоксальным образом за второй установкой может скрываться первая установка (с. 504).

Вполне возможно, что любое саморазрушение в конечном анализе репрезентирует остатки архаической реакции по образцу аутотомии: напряжение преодолевается отказом от катектированного органа (1242).

Фрейд подчеркивает, что перверсные склонности проявляются как антитетические пары с активными и пассивными целями (555). Изучение садизма и мазохизма показывает, почему тому же самому индивиду неизбежно свойственны оба устремления.

---------- а утро было таким добрым ----------

Вот те бабушка, и Юрьев день....